[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АВГУСТ 2001 АВ 5761 — 8 (112)
ЭДДИ – ЗОЛОТАЯ ТРУБА
Анатолий Козак
К 25-ЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ ЭДДИ РОЗНЕРА
Представьте себе: в вашем городе неожиданно стало известно, что на днях на главном стадионе состоится фантастический футбольный матч – местная команда-чемпион страны вступит в единоборство с футболистами, прибывшими недавно... с Марса! или с Юпитера! Нетрудно вообразить, какой ажиотаж вызвала бы такая новость у болельщиков!
Именно в такое лихорадочное состояние впали мы – одесские мальчишки – летом 1939 года, когда кто-то сообщил, что в Одессу прибыл на гастроли джаз Эдди Рознера.
Что такое джаз или, как тогда говорили, джаз-банд, мы уже знали: патефонные пластинки, на которых были записаны танго и фокстроты, вальсы-бостоны и румбы, имелись в некоторых домах, хотя тогда обладать патефоном было равносильно едва ли не владению сегодня хорошей иномаркой типа «ауди» или «вольво». Помню, в нашем восьмом классе появилась новенькая – Нелли Иванычева, приехавшая из загадочной, в то время неведомой буржуазной Болгарии, где ее отец был военным атташе. Конечно, все наши пацаны сразу же влюбились в белокурую Нелличку. А вскоре она пригласила нас в гости, и мы увидели американский патефон, на внутренней крышке которого была изображена собачка, слушающая граммофон. Это была знаменитая марка «Хиз мастерс войс». Вот здесь-то мы и наслушались вволю джазовых мелодий!
Был еще у моего дяди приемник СВД-9, похожий на маленький храм из лакированного дерева, откуда под загадочное мерцание изумрудного глазка лилась джазовая музыка из Рима, Лондона, Будапешта...
Был и у нас, в СССР, свой джаз – джаз Леонида Утесова, который мы видели в сводившей нас с ума комедии «Веселые ребята». И все-таки это был наш, «домашний» оркестр. А тут в Одессу прибыл подлинный, ЗАГРАНИЧНЫЙ, западный джаз, как говорили, то ли из Варшавы, то ли из Белостока.
Тут же мы – несколько мальчишек с Базарной, что пересекает знаменитую Ришельевскую, бросились опрометью – куда? Ну конечно же, в парк имени Шевченко.
Там недавно соорудили Зеленый театр, и все концерты проходили на его сцене. Был нестерпимо горячий день, солнце жарило со всей яростью, но мы уже бежали рысью, перепрыгивая через трамвайные рельсы, по Успенской, минуя Канатную, к Маразлиевской и по ней к ограде парка...
Мы перелезли через высокую стрельчатую ограду, кто-то зацепился, кто-то порвал штаны, но мы уже бежали к забору театра.
Если подумать, кто мог там быть в полдень, когда самое лучшее место в Одессе в такое время – пляж Ланжерон?
Но... Нюма Шпаер, опередивший всех, вдруг остановился и поднял кверху палец:
– Они! Шоб я так жил, они!
Мы тоже замерли на секунду: да, за забором была слышна музыка!
Проникнуть днем в театр и расположиться на горячих, как раскаленная жесть, деревянных скамейках не составляло труда, и вот мы видим на сцене НАСТОЯЩИЙ джаз! Репетиция была как все репетиции, бестолковая (так нам казалось), оркестр не играл, а больше спорил, обсуждал что-то, смеялся, мы слышали обрывки фраз по-польски. Иногда брались несколько нот, артисты осваивали сцену. Но нам было важно не это. Мы были первыми, кто в Одессе увидел джаз Эдди Рознера!
А потом мы увидели его – невысокого, изящного брюнета с тонкими усиками на смуглом лице, увидели, как он подносит к губам мундштук кларнета и издает серебристые трели, пробуя инструмент. И вдруг он взмахнул рукой, крикнул: «Смайлинг» («Улыбайтесь!»), – и оркестр неожиданно стройно начал мелодию. Ослепительно сверкая на солнце, поистине золотая труба Эдди Рознера бросила в синее одесское небо знаменитый «Сент-Луи блюз»!
Мы ошалели, обалдели – какое еще слово из детского нашего лексикона могло передать то, что мы в тот момент почувствовали? Мы знали уже эту чарующую мелодию, но только по приглушенным, едва уловимым радиосигналам из Парижа и Лондона. И вот он, знаменитый блюз, который мы потом столько раз слышали в исполнении прославленного Луи Армстронга, льется в наши уши, звучит для нас!
С этого дня каждый вечер я бежал в парк, преодолевая высокую его ограду, и залезал на высокое дерево у самого забора театра, откуда прекрасно было видно, а главное, слышно все, что происходило на сцене переполненного театра.
Потом джаз уехал. После была война. Рознер на время ушел из нашей юности. «Сент-Луи блюз» был забыт. Но не навсегда.
Стоило стране после Победы немного оттаять, как снова заиграла в парках музыка, запели по радио новые солисты, зазвучали новые песни...
И снова на советской эстраде появился Рознер – теперь руководитель Государственного джаз-оркестра Белоруссии. Но то ли время пришло другое, то ли что-то произошло с самим трубачом, то ли мы стали другими – теперь его концерты уже не привлекали такого количества публики, как тогда, в довоенные годы. Да и пластинки с записями того же «Сент-Луи блюза» уже не ценились фанатами на вес золота. Теперь-то я понимаю, что произошло. Война, как это ни странно, приблизила нас к Западу. Трофейные патефонные пластинки, трофейные фильмы, буквально наводнившие наши экраны, волей-неволей открывали нам, советским людям, замкнутым прежде в ограниченном пространстве, так называемый «западный образ жизни».
Маленький пример. После войны мы смотрели по нескольку раз английский «шпионский» фильм «Джордж из Динки-джаза». Какой там играл оркестр! Это было нечто фантастическое! И, конечно, это зрелище, это исполнение «перебивали» даже оркестр Рознера!
Я столкнулся с Рознером через несколько лет после войны в Агентстве по охране авторских прав, где получали гонорары сценаристы и композиторы. Что это Рознер – я сразу даже не догадался. Он был щупл, бледен, шевелюра сильно поредела, выглядел наш кумир плохо... А ведь я помнил его в довоенном кремовом костюме, ослепительного в свете рампы, с набриолиненным пробором, щегольскими испанскими усиками, а труба... Она и в самом деле казалась золотой!
Больше Рознера я не видел. И не слушал. А потом он как-то незаметно постепенно исчез. Словно растаял. Его не стало...
Спросите любого молодого человека нашего времени: кто такой Рознер? Он в ответ пожмет плечами. Рознера помнят сегодня только музыканты, да и то старшего поколения, большей частью ценители джаза. Между тем, судьба этого человека достойна того, чтобы рассказать о нем подробнее.
Несколько лет назад я случайно познакомился с Юрием Владимировичем Цейтлиным – музыкантом и соратником Рознера, автором текстов многих его песен. Этот уже немолодой и очень больной человек многое рассказал о работе и дружбе с Эдди Игнатьевичем. Позже я прочел его книгу, посвященную великому трубачу.
Адольф Рознер родился в 1910 году в Берлине в семье еврейского ремесленника.
Способный мальчишка учился в консерватории по классу скрипки и закончил ее с золотой медалью. Однако, когда джазовый бум докатился из Штатов до Европы, Эдди отложил свой традиционный еврейский инструмент – скрипочку и взялся за трубу. Он быстро достиг в исполнении такого совершенства, что стал в Германии джазовой звездой. Великий чернокожий Луи Армстронг прислал ему свою фотографию с надписью «Белому Луи Армстронгу».
Кто знает, как сложилась бы судьба молодого артиста, если бы к власти в Германии не пришли фашисты. Рознер бежал в Польшу. Здесь он женился на Руте Каминской – дочери знаменитой еврейской актрисы Иды Каминской, прославившейся впоследствии своей игрой в знаковом антифашистском фильме «Магазин на площади», удостоенном многих фестивальных призов.
В Польше Рознер не обрел спокойной творческой жизни: в 1939 году пришлось снова бежать от гитлеровцев. Куда? Конечно же, в СССР!
Разве мог предполагать молодой Эдди, переходя границу вместе с толпами беженцев, среди которых преобладали евреи, что в благословенной стране Серпа и Молота его ждет слава, успех и... тюрьма?
Но все это было еще впереди.
А тогда в Страну Советов прибыл польский джаз, состоявший в основном из варшавских, белостокских, лодзинских евреев. Я хорошо помню веселого смешного толстяка Павла Гофмана, певца Лотара Лямпеля, гитариста Луи Марковича. Это они – Гофман, Маркович и присоединившийся к ним в Москве Юрий Цейтлин исполняли имевшую бешеный успех шуточную песенку «Мандолина, гитара и бас!».
Был в оркестре, как рассказывал Цейтлин, неджазовый музыкант Арнольд Гольдбергер. Окончив в Вене консерваторию, он успел стать лауреатом международного конкурса скрипачей. Однако польского еврея должны были выслать из Австрии на родину, в Польшу. Тогда Арнольд стал тайно выступать в одном из маленьких венских кафе. Однажды им заинтересовался некий вроде бы меценат. Скрипач разоткровенничался и поведал свою горькую историю. Венский господин оказался чиновником муниципалитета, и паренька в момент выслали в Польшу. Здесь он сразу же попал в солдаты – началась Вторая мировая война. Затем плен, и гитлеровский офицер приказывает одному из своих солдат:
– Отведите этого жида в лес и расстреляйте!
По пути Арнольд случайно стал говорить с солдатом по-немецки. Тот осветил его лицо фонариком и ахнул: они вместе учились в Венской консерватории.
Немец отпустил пленного, и тот разыскал своих. А потом было бегство в СССР и случайная встреча с Рознером. Так в оркестре появилась вторая «еврейская» скрипка. Третьей можно было бы назвать самого Рознера, но он брал скрипку редко, предпочитая свою «золотую» трубу.
Директором оркестра был Давид Рубинчик, кстати, отец известного нынче кинорежиссера Валерия Рубинчика.
Одним словом, синагога, а не оркестр. Не случайно, когда в 1954 году Рознер явился в Минск, будучи уже заслуженным артистом Белоруссии, в культотделе ЦК КП республики ему бросил какой-то функционер:
– Что, опять будет жидовский оркестр?
В годы войны джаз Рознера колесил по стране, давал концерты фронтовикам. Особенно тепло, вспоминал Цейтлин, музыкантов встретили в штабе К.К. Рокоссовского, который потом лично поблагодарил за концерт.
К 1944 году популярность Рознера достигла апогея. Гастроли на Украине и в Закавказье прошли с триумфом. В Ереване, например, кто-то из поклонников Рознера за ночь приписал на всех афишах к его имени букву «к». Уж очень хотелось, чтобы имя Эдди звучало по-армянски – «Эддик»!
Но на пути к вершине славы стали появляться грозовые тучи. Сразу после Победы, пишет в своих воспоминаниях Ю. Цейтлин, великий вождь и учитель где-то в узком кругу обронил многозначительную реплику: «Война кончилась, но народ надо держать в мобилизационной готовности».
И вскоре в «Известиях» появилась разгромная статья, направленная против безыдейности, развлекательности и просто веселости программы Рознера. Статья пестрела такими словечками и выражениями: «низкопоклонство», «смех ради смеха», «третьесортный трубач из кабаре», «главный юмор – лысина Гофмана»...
Возмущенный Рознер отправился в Минск к партийному руководству республики с просьбой о разрешении на выезд в Польшу. Музыканта успокоили и дали ему и жене путевки на курорт.
Дальше было не так оптимистично. Спустя некоторое время фамилию Рознера было приказано снять с афиш. Затем в Минске было решено расформировать весь коллектив. Знаменитый джаз Рознера распался. Основная часть группы отправилась во Львов, чтобы оттуда уехать в родную Польшу.
Туда же отправились и Рознер с семьей. Однако, как пишет Цейтлин, с оформлением документов у Рознера произошли какие-то неприятности. Эшелон с польскими репатриантами ушел из Львова, а Рознер угодил под арест. На следующий день была арестована и его жена Рута. Четырехлетнюю дочку передали знакомым.
Заслуженному артисту БССР, музыканту с мировым именем была определена 58-я статья и десять лет лагерей «за измену Родине».
«Какой родине, – пишет Цейтлин, – он ведь родился в Германии».
Рута Каминская получила пять лет высылки в Казахстан.
Как позже выяснилось, Рознера принудили подписать «признание», что он хотел через Польшу выехать в США.
Восемь лет провел тот самый «артист в кремовом костюме с набриолиненным пробором, с золотой трубой в руках» в бараках магаданского лагеря. Рассказывая об этом периоде жизни Эдди, Цейтлин поведал мне поразительную историю. В лагерь, где Рознер руководил тюремным оркестром, попал пленный немец. Это был странный, чуть ли не из гитлерюгенда глупый паренек, который едва ли не сам перешел в плен к русским. Нетрудно себе представить, каково пришлось бы чужеземцу в российском лагере, где находились не военнопленные, его однополчане, а матерые зэки.
Его спас Рознер. Оказалось, парень был тоже берлинец – земляк! Стараясь как-то облегчить его участь, Рознер взял немца в свой оркестр. Как удавалось Эдди обманывать лагерное начальство, выдавая немца за своего музыканта, неизвестно. Но известно, что после войны, вернувшись в Германию, немец писал Рознеру, мечтал о встрече с ним, считая его своим спасителем.
Когда я услышал эту историю, мне сразу вспомнилась картина «Список Шиндлера», где немец спасает от смерти евреев. Я подумал: таких фильмов немало. Но мы еще не знали случая, когда бы еврей спасал от мучений, каторжной жизни и даже смерти немца! Думаю – такой фильм был бы не менее интересен и значителен.
В 1953 году Рознера освободили и полностью реабилитировали.
С энергией он взялся за создание нового джаза и создал его! Но... теперь он оказался в тисках страха: он боялся выйти на сцену с трубой и только дирижировал. В лагере у Эдди не было трубы, потому он мог только дирижировать.
Но Рознер и это сумел преодолеть и снова стал играть, правда, как отмечали музыканты, качество игры мастера упало на несколько порядков.
Рознер устал. Ко всему добавился развод с женой, которая уехала с дочерью в Польшу.
Эдди Игнатьевич всеми силами пытался достичь зенита своей прежней славы, но его время уходило.
Однако к 1957 году оркестр Рознера снова стал выступать, и афиши с именем Эдди снова запестрели на улицах советских городов.
Но однажды Рознеру сообщили в Росконцерте, что его музыкальный коллектив распался. Рознер оказался безработным. Последний приют великому трубачу предоставила Гомельская филармония, но здесь Рознер уже не мог работать.
Он оформил выезд в Западный Берлин, на свою родину. Наконец он вернулся туда, где не был столько лет, лишь в 1972 году! Больной, измученный и усталый...
Вот как закончил когда-то свою книгу о Рознере Юрий Цейтлин:
«Узнав, что Эдди Рознер в Берлине, Эллингтон звонил дочери Эдди, обещал помочь. Даже берлинская еврейская община предложила Рознеру работу. Но Эдди оставался верен музыке. Он уже лелеял планы создания большого музыкального шоу, чтобы приехать с ним в СССР. Он почти выполнил заказ на музыку к фильму. Но все чаще в дом наведывались врачи, приезжала карета “скорой помощи”...
8 августа 1976 года Эдди Рознера не стало.
На берлинском еврейском кладбище есть скромная, ничем не примечательная могила. Надпись на плите до предела скромна: “Адольф/Эдди/РОЗНЕР”».
... Года два назад я позвонил Юрию Цейтлину, чтобы справиться о его здоровье. Мне сообщили, что его уже нет в живых.
Думается, вряд ли еще живы в России или в Польше музыканты – саксофонисты, скрипачи, тромбонисты – все те, кто пережил вместе с великим трубачом моменты славы и успеха, горькие часы разочарований и неудач...
В 1992 году режиссер Эльдар Рязанов организовал телепередачу со Старого Арбата. Это была встреча с уличным, «бродячим» оркестриком, наигрывавшим модные мотивы времен перестройки. Среди музыкантов телезрители увидели знаменитого когда-то ударника Бориса Матвеева. Он играл у Рознера, снимался в фильме «Карнавальная ночь».
Наверное, это был «последний из могикан» – человек того времени, когда слово «джаз» было редкостью, когда звуки модных и подчас виртуозных оркестров Бенни Гудмена, Дюка Эллингтона, Луиса Армстронга, Бенни Берегана, Томми Дорсея можно было только случайно поймать в радиоэфире...
Далекое и по-своему прекрасное время!
И я, пишущий сегодня эти строки, спустя столько лет спрашиваю себя: неужели это я бегал когда-то в одесский парк Шевченко каждый вечер, чтобы, преодолев ограду, вскарабкаться на дерево и хотя бы издали смотреть с замиранием сердца на маленькую фигурку в кремовом костюме на сцене и слушать волшебные звуки золотой трубы?
Неужели это было? Даже трудно поверить...
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru