[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ ИЮЛЬ 2001 ТАМУЗ 5761 — 7 (111)

Уроки Торы

БЕААЛОЙСЕХО

Эта недельная глава начинается с того, что Б-г дает Аарону заповедь зажигать светильники храмовой Меноры. Что символизируют менора и процесс ее зажигания? И какой пример являет служение Аарона? Эти темы раскрывает беседа.

ЛЮБОВЬ ААРОНА

Аарон, обязанности которого как Первосвященника описаны в этой недельной главе, был известен своей любовью ко всем творениям. В Пиркей Овойс приводится наставление Гилеля: «Учись у Аарона: цени мир и стремись к миру, люби ближних своих и приближай их к Торе» (2:12). Чем отличается образ жизни человека, являющего высший пример распространения духовного света Торы? Тем, что он не ждет, пока стоящие во тьме выйдут на свет, но сам идет к ним. Аарон шел, по словам Гилеля, к «ближним своим» – то есть и к тем, у кого нет никакой иной заслуги, кроме той, что они являются творениями Всевышнего (Тания, ч.1, гл.32). И тем не менее он «приближал их к Торе», а не приближал Тору к ним. Он не упрощал, не шел на компромиссы с требованиями Торы, опуская ее на уровень этих людей. Аарон не снижал Тору, он возвышал людей.

ЗАЖИГАНИЕ СВЕТИЛЬНИКОВ.

На это дело жизни Аарона намекает глава нынешней недели, которая начинается с заповеди: «Когда будешь зажигать, (буквально – поднимать, возвышать) светильники, то к лицевой стороне меноры да обратят свет эти семь светильников» (Бемидбар, 8:2).

Светильники Меноры в Храме символизируют еврейскую душу: «Свеча Г-споду – душа человеческая» (Мишлей /Притчи Соломоновы/, 20:27). И семь ветвей меноры олицетворяют собой семь типов еврейской души (см. Ликутей Тора). Задачей Аарона было возвысить каждую душу, выявить Б-жественное, заключенное в каждом еврее и скрытое в его подсознании.

Мудрецы пытались объяснить, почему в приведенном стихе Торы использовано слово «беаалойсехо» «возвышать», вместо более очевидного «зажигать» или «освещать». И они пришли к выводу: стих этот означает, что Аарон должен был зажигать светильники «до тех пор, пока пламя не начнет подниматься самостоятельно» (Сифра на Ваикра, 24:2; Шабос, 21а; см. Раши на Бемидбар, 8:2).

Духовным достижением Аарона было не только то, что он воспламенял души еврейского народа, но и то, что он поднимал их на такой уровень, когда они сами начинали светить. Он не просто обзаводился учениками, людьми, которые зависели от его вдохновения, но прививал им любовь к Б-гу, которую они могли поддерживать уже без его помощи.

ТРИ ПРАВИЛА

Есть три правила, которые действительны в отношении Меноры, в Мишкане и в Храме (Йома 24б; Рамбам, Законы Биас Бейс а-Микдош, гл. 9):

1) Светильники мог зажигать человек, даже не будучи коэном;

2) Однако только коэн мог подготавливать светильники: наливать в них масло и вставлять фитили;

3) Менору можно было зажигать только в храмовом Святилище.

При соблюдении этих правил происходит духовное пробуждение, возжигание светильника души.

Во-первых, распространение света Торы – удел не одних лишь священников или немногих избранных. Эта задача возложена на каждого еврея как право и как обязанность. Слова Гилеля «учись у Аарона» обращены к каждому.

Но только коэн может выполнить подготовительную работу. Велик соблазн решить, что для еврея, приближающегося к жизни по законам Торы, цель оправдывает средства; что мы можем по собственной инициативе идти на уступки ради того, чтобы вызвать ответный отклик. Но именно с этим связано предупреждение, гласящее, что не каждый человек способен решать, какие именно толкования и какие средства воздействия можно применять. Это решение за коэном.

Что есть коэн? Во времена Храма, когда евреи впервые обрели собственную землю, у коэнов не было своего удела. «Б-г будет его уделом» – это единственное, чем коэн обладал. В этом его святость. Говоря словами Рамбама, «не только колено Леви, но любой человек из любого места, душа которого возжелает... отделиться и стать перед Г-сподом и служить Ему» (Законы Шемита Вэйовель, 13:13) – он и только он является учителем, за которым мы должны следовать.

А место, где должны зажигаться светильники, находится в Храме. Есть уровни и нюансы святости. Храм не единственное святое место, но особая задача зажечь пламя не могла быть выполнена ни в каком ином месте, где святость меньше. Мы должны пробудить дух в себе и в других до максимально возможного уровня святости.

СЕМЬ ВЕТВЕЙ

Менора в Храме имела семь ветвей, олицетворяющих семь типов еврейской души. Есть люди, которые служат Б-гу своими любовью и добротой (Хесед), служение некоторых – в их страхе и строгости (Гвура), есть и такие, кто синтезирует и то, и другое (Тиферес). Всего существует семь путей служения Б-гу, и каждый еврей идет по одному из них, соответствующему его личному призванию. Но общее у всех этих путей одно: все они исполнены огня Торы. В них пламя любви и свет правды, которые освещают Святилище изнутри и оттуда озаряют весь мир.

У Храма была существенная особенность: его окна были широкими и узкими одновременно, о чем мудрецы говорят: «Они были широкими снаружи и узкими изнутри, ибо Я (Б-г) не нуждаюсь в свете» (Менохос, 86б; Ваикра Раба, 31:7). В отличие от других зданий, окна которых сделаны для того, чтобы пропускать свет внутрь, Храм был построен так, чтобы светом, зажженным в нем, освещать весь окружающий мир.

Источником этого света были с

ветильники – души евреев. И хотя каждая из душ уникальна и обладает своими особыми талантами, необходимыми для служения именно этого человека, все они объединены тем, что являются источниками света.

В этом общая цель жизненных усилий каждого еврея – принести свет Торы в мир. Средства могут быть разными – одни достигают этого благодаря строгости, другие благодаря любви. Но для тех, кто избрал путь любви, цели и средства совпадают: их цель – свет, и способ ее достижения – тоже свет. Таков был путь Аарона: «Люби мир, и стремись к миру, люби людей и приближай их к Торе». И таков был путь великих лидеров движения Хабад: возжигать дремлющее пламя еврейских душ везде, где бы они ни находились, предпочитая быть с ними рядом, нежели над ними. Быть добрыми скорее, чем суровыми, и тем самым приводить весь наш народ к Торе.

ШЛАХ

В главе Шлах мы узнаем о разведчиках, посланных Моше разузнать о земле Кнаанской. Десять из двенадцати, возвратившись, рассказали неутешительное: да, земля плодородна, но ее обитатели слишком сильны, а города их слишком хорошо охраняются, чтобы евреи могли их победить...

Как, спустя столь короткое время после чудесного освобождения из Египта, разведчики могли сомневаться, что Б-г поможет евреям победить? Как столь легко мог быть сломлен моральный дух народа? И почему Калев и Иеошуа, единственные среди разведчиков не проявившие никакой тревоги, смогли остаться верными своей вере в обещание Всевышнего, но в то же время не упомянули о многих чудесах, когда народ  воочию видел силу Г-спода..? Эти и другие вопросы рассматриваются в беседе.

ОТЧАЯНИЕ РАЗВЕДЧИКОВ

В этой недельной главе мы читаем отчет разведчиков, посланных Моше, чтобы разведать обетованную землю Кнаанскую и узнать о ее обитателях. Десять из двенадцати вернулись в отчаянии. Они сломили дух евреев, высказав предположение, что те не смогут завоевать эту землю, поскольку «силен народ, живущий в этой стране, и города укрепленные, очень большие» (23:28). Разведчики утверждали: «не можем мы идти на народ тот, ибо он сильнее нас» (23:31). На самом деле, по мнению мудрецов Талмуда (Сота, 35а) разведчики выразились еще сильнее. На иврите словосочетание «чем мы» может быть переведено и как «чем Он», то есть в их глазах Кнаанские народы были, образно говоря, слишком сильны даже для Б-га. Мудрецы резко критикуют это дерзкое предположение, говоря, что это все равно что сказать: «Даже хозяин дома не может вынести из него свою мебель».

ТАЙНЫ

В чем значение этого знаменательного эпизода? Часть нашей духовной задачи заключается в том, чтобы свести на нет тот крик отчаяния, который испустили евреи, услышав печальные известия. Этот крик эхом отдается на протяжении всей нашей истории. Как говорит Талмуд, день возвращения разведчиков пришелся на 9 Ава, и Святой, благословен Он, сказал: «Сейчас они рыдают без причины, но я установлю (этот день) как причину для плача на многие поколения». Так, многие страницы национального траура несут след того момента, когда нашему народу не хватило веры в спасительную силу Б-га. И мы должны верой компенсировать то безверие.

В чем особое значение того события? Почему разведчики приводили именно такие аргументы? И каков был ответ на их вызов? Как они смогли довести людей до отчаяния? Людей, которые воочию видели великие чудеса освобождения — казни египетские и разделение Красного моря, чудесную защиту от змей и скорпионов в пустыне и чудеса Б-жественного провидения, манну и источник Мирьям? Эти события не требовали от них веры: их можно было видеть воочию. Как же мог отчет десяти людей вдруг перевесить само собой разумеющееся убеждение: то, что Б-г сделал Египту, Он сделает, в свою очередь, и Кнаану?

Еще более серьезный вопрос: почему, когда Калев отвечал на аргументы десяти разведчиков, он не упомянул все недавние чудеса? Ведь они были бы наиболее убедительным аргументом в пользу его позиции. Тем не менее вместо этого он сказал лишь одно: «Непременно взойдем и овладеем ею (землей), ибо в наших силах это!» (23:30). Может быть, жители Кнаана были сильнее египтян, и поэтому победа, одержанная Б-гом в Египте, не гарантировала здесь победы? Нет, это не так, ибо после перехода через Красное море евреи пели: «Оробели все жители Кнаана. Нападет на них страх и ужас от величия десницы Твоей, умолкнут они, как камень...» (Шмойс, 15:15-16). Сорок лет спустя, когда Иеошуа начал завоевание страны, свидетельства этого страха еше сохранились. Двум его разведчикам сказали в Иерихоне (Иеошуа, 2:10): «Ибо слышали мы, что Г-сподь осушил воды Красного моря для вас, когда выходили вы из Египта... И когда мы услышали об этом, сердца наши растаяли, и ни в ком не осталось духа из-за вас». Следовательно, евреи не могли полагать, что кнаанейцы представляют собой более серьезное препятствие, чем Египет, бывший в то время сверхдержавой (Мехилта, Бешалах, 14,5; Зогар, Шмойс, 6а).

СТРАХ УЧАСТИЯ

Объяснение, которое дает хасидизм, заключается в следующем. Разведчиками руководил страх не физического поражения, а скорее духовного.

В пустыне нужды каждого еврея удовлетворялись непосредственно дарами Самого Б-га. Людям не приходилось работать, чтобы иметь пропитание. Их хлебом была манна, которая падала с небес. Воду они брали из источника Мирьям. Их одежды не нуждались в ремонте (Дворим, 8:4, Ялкус Шимони и Раши).

Владение землей Израиля означало новый уровень ответственности. Манна больше не будет выпадать. Хлеб придется добывать только трудом – труд приходит на смену Б-жественным чудесам. А вместе с трудом появляется опасность новых настроений.

Разведчики были не простыми людьми – это были князья колен Израилевых, специально отобранные Моше для такой миссии. Их тревога была духовной тревогой: они страшились, что необходимость работать на земле и зарабатывать на жизнь приведет в конце концов к тому, что у евреев будет оставаться все меньше и меньше времени и сил для служения Б-гу. Они сказали: «это страна, губящая своих жителей» (13:32), имея в виду, что земля и труд на ней, и сосредоточенность на делах материального мира «поглотят всю их энергию», поскольку придерживались мнения, что духовность ярче проявляется в уединении и отстраненности, в защищенном мире пустыни, где даже еда приходит с небес.

В ЧЕМ ОШИБКА?

И все же разведчики были не правы. Целью жизни по законам Торы является не возвышение души, а освящение мира.

Цель каждой мицвы – создать жилище для Б-га в этом мире. Проявить Его свет в мире, а не над ним. Мицва – это путь найти Б-га в естественном, а не в сверхъестественном. Чудеса, поддерживающие евреев в пустыне, не были вершиной духовного опыта. Они были лишь подготовкой для выполнения настоящей задачи – задачи овладеть землей Израиля и сделать ее святой землей.

Теперь мы можем найти рациональное зерно в аргументах разведчиков. Те чудеса, которым они были свидетелями, не помешали им сказать о кнаанейцах: «они сильнее нас». Именно потому, что евреи были спасены, защищены, и само существование их поддерживалось благодаря чудесам, они могли посвятить всю свою жизнь Б-гу. Но в стране, где ради каждого блага необходимо работать, их духовность может снизиться, оказаться пораженной. В их глазах чудеса не были достаточной причиной, чтобы уверенно войти в обетованную страну. Наоборот, из-за них хотелось оставаться в пустыне. И когда, как образно сказано в Талмуде, разведчики утверждали, что «даже хозяин дома не может удалить из него мебель», они имели в виду следующее: Б-г сам создал естественный порядок вещей (то есть Его мебель), и Он решил (и в этом состояла их ошибка) не обитать в естественном мире.

До тех пор, пока евреев окружали чудеса, они могли оставаться сосудами для восприятия Его Воли. Но земля, труд, законы природы, – все, с чем предстояло столкнуться в земле Израиля, не были сосудами для раскрытия Б-жественности. Евреи полагали, что Б-г выше мира, поэтому и они должны быть выше, а стоит только войти в землю Израиля, они потеряют эти высоты.

ЧУДЕСА И ПОВСЕДНЕВНОСТЬ

Разведчики видели различие между чудесами и естественными явлениями в том, что естественный порядок является таким, каков он есть, лишь постольку, поскольку этого хочет Всевышний. Но в этом заключалась их ошибка. Ибо скрытая воля Б-га может быть обнаружена в освящении этого мира.

И вот почему Иеошуа и Калев не пытались утешить народ, напоминая о чудесах, которые ему сопутствовали до сих пор и которые смогут благополучно привести евреев в их землю. Перейдя Иордан, они должны были расстаться с верой, основанной на чудесах, и вступить в жизнь, которая сама должна освящать время и пространство и превратить их знакомый, конечный мир в обиталище Б-га.

Они сказали: «Если благоволит к нам Б-г, то приведет он нас в эту страну и даст ее нам, страну, которая течет молоком и медом... ведь они (народ той страны) – пища для нас, ушло благословенье их, и с нами Б-г! Не бойтесь их!» (14:8,9). Иными словами, если есть на то воля Б-га, чтобы мы вошли в эту страну, тогда мы сможем оставаться близки к Нему и там. И вместо того, чтобы быть «землей, поедающей своих обитателей», она станет «вашей пищей», то есть кормилицей. Вместо того, чтобы опуститься до ее уровня, мы поднимем ее до своего.

ОТВЕТ КАЛЕВА

На самом деле чудо, скрытое в природе, является большим чудом, чем сверхъестественное (Тора Ор, Мегилас Эстер, 100а). Казни, рассечение Красного моря и все подобные сверхъестественные события показывают, что Б-г не ограничен природой, но стоит выше ее законов. Чудо, облеченное в природные рамки, показывает, что Он не относится исключительно к области сверхъестественного, но может проявляться в естественном и сверхъестественном одновременно. Поэтому мицва, то есть действие, способствующее раскрытию Б-га в повседневности, дает возможность убедиться, что Б-г действительно везде. Он не нуждается в сверхъестественном, чтобы провозгласить Свое присутствие. Он остается Б-гом даже в рамках этого мира. В этом и заключается истинное чудо: бесконечное может обитать в конечном, и естественное со сверхъестественным могут быть одним целым. Именно этим ознаменовалось вхождение в землю Израиля, и поэтому Калев ответил десяти разведчикам: «Давайте поднимемся, давайте действительно поднимемся и унаследуем землю» («давайте поднимемся» сказано дважды). Иначе говоря, мы поднялись до уровня духовности пустыни, мы поднялись над заботами этого мира. Давайте же теперь поднимемся еще выше и найдем Б-га в самом этом мире. И давайте овладеем землей не как тот, кто покупает нечто у незнакомца, но как человек, наследующий это нечто, потому что он одно целое с его владельцем (Бава Басра, 65а; Зевохим, 4б).

СОВРЕМЕННАЯ ПУСТЫНЯ

Никакое из повествований Торы нельзя воспринимать просто как рассказ. Каждый еврей испытывает на себе две реальности – пустыни и земли Израиля, и знает о существующем между ними конфликте. Они представляют собой два периода в его жизни и две части каждого дня. Еврей начинает свой день в «пустыне» – в утреннем уединении, молитве и изучении Торы. А затем он должен погрузиться в «землю Израиля» – мир бизнеса, зарабатывания денег и любого другого труда.

Только тогда мы и можем почувствовать, что за сомнения овладели разведчиками. Пока еврей учится и молится, он чувствует себя всецело преданным духовным требованиям иудаизма. Но в своей работе он может видеть мало или совсем не видеть религиозного смысла. Хуже того, он может ощущать, что это «земля, поедающая своих обитателей» – то есть работа настолько поглощает его силу и овладевает умом, что, даже когда он молится или учится, мир ежедневных забот постоянно напоминает о себе и нарушает его сосредоточенность.

Но при этом он совершает ту же ошибку, что и разведчики, помещая Б-га за пределы этого мира. Не умея распознать Б-жественное присутствие во всех человеческих делах, забывая правило «Познавайте Его во всех путях ваших», он должен вспомнить слова Иеошуа и Калева «если есть благословение Б-га с нами». То есть мы приносим нашу религию во все аспекты своего участия в делах этого мира. (Теилим, 37:23; а-Йом Йом, 10 Тамуза). Тогда «будут они нашим хлебом», и мирское оборачивается святым.

Есть еще и другая пустыня: желая покоиться под чудесной защитой Б-га, разведчики хотели интенсивного религиозного переживания. В конечном итоге желание это было эгоистичным, потому что их отказ принять на себя ответственность за изменение мира был также и нежеланием выйти за рамки удовлетворения собственных потребностей ради помощи другим.

И в нас есть нечто близкое этой позиции. Иногда мы колеблемся, стоит ли помогать другим в их духовном развитии, поскольку чувствуем, что это негативно скажется на нас самих: возможно, нам придется пойти на компромиссы или даже спуститься с достигнутого уровня. Но это все та же ошибка. Духовность не заключается в самой себе, она не есть частное владение, не предназначенное для того, чтобы делиться со всем миром. Напротив, суть ее состоит в том, что еврей выходит за рамки самого себя, чтобы помочь другому еврею. Приходит в мир его работы, распространяя святость на все, чего касается. Не боясь, что под угрозой окажется его собственная вера, без всяких задних мыслей о том, что та или иная ситуация вне сферы Б-жественного.

КОРАХ

В этой главе говорится о восстании Кораха и его сторонников против священнического статуса Аарона и его сыновей. Какова же была в действительности цель Кораха, если, с одной стороны, он выражал протест против всего института коэнов (священников) или, по крайней мере, против того, чтобы такие люди обладали каким-либо особым статусом, а с другой – из повествования ясно, что он сам стремился занять должность Первосвященника? Какой смысл в этих двух, на первый взгляд, взаимоисключающих целях? Об этом и идет речь в беседе.

В результате анализа проливается свет еще на два трудных вопроса. Во-первых, почему имя инициатора восстания увековечено в названии одной из глав Торы? И, во-вторых, почему в этой недельной главе содержатся сразу две, как кажется, противоположных темы – восстание Кораха и присуждение «двадцати четырех атрибутов священничества» Аарону.

ТЕМЫ И ОППОЗИЦИЯ

В каждой из 53 недельных глав Пятикнижия есть основная тема, которая проходит сквозь всю главу, от первого до последнего ее стиха, и тема, которую отражает название раздела. Мотив последней настолько силен, что тематическая связь между первой и завершающей фразами недельного раздела сильнее, чем между окончанием одного и началом следующего раздела даже в тех случаях, когда кажется, что повествование продолжается. Фактически само существование границы между двумя недельными разделами указывает на то, что между ними есть некий «разъем». Например, в конце главы Беаалойсехо рассказано о наказании Мирьям за высказывание против Моше, а в начале раздела Шлах речь уже идет о том, как разведчики, которых должны были послать в землю Израиля, видели наказания и не усвоили урока, а в конце концов повторили тот же грех (Раши, начало Шлах).

На первый взгляд, это общее правило мало применимо к главе Корах, начинающейся с обвинения Корахом и его последователями Аарона и коэнов, а заканчивающейся тем, что Б-г дает «двадцать четыре дара священничества» Аарону. Первоначальное обвинение, выдвинутое против Аарона, и последующее подтверждение его прав, кажется, противоречат одно другому. Однако дело не в том, чтобы последнее являлось следствием первого, скорее, мы должны понять, почему «дары священничества» являются неотъемлемой частью истории Кораха. Его именем названа глава, следовательно, в этом ее суть.

Но понимание осложняется следующей проблемой: восстание Кораха было оппозиционно институту священничества, к которому принадлежал Аарон, тогда как двадцать четыре дара, согласно Раши, были основанием для того, чтобы записать и утвердить в законном порядке, что дар священничества принадлежит именно Аарону.

ИМЯ КОРАХ

Есть еще одна трудность: как глава может быть названа «Корах»? Ведь на стих из Притч Соломоновых «имя злодея сгниет» (Мишлей, 10:7) Талмуд дает следующий комментарий: «в них имена исчезнут, ибо мы не упомянем (злодея) по имени» (Йома, 38б). Если мы не должны упоминать имя злодея в обычном разговоре, то уж тем более глава Торы не должна называться именем одного из них, ибо это способ увековечить имя.

У Кораха же нет заслуги, которую можно было бы ему зачесть, ибо, хотя, как говорит Раши, его сыновья раскаялись, сам он этого не сделал. Нет намека на праведность и в самом имени Кораха: оно означает плешь на высоком месте (Сангедрин, 109б). А как объясняет мидраш, плешь, условно говоря, создает разрыв между двумя прежде едиными частями.

Рамбам писал (Законы Ханука. Гитин, 59б; Сифри, 6:26), что Тора «была дана, чтобы сделать мир в мире», как же тогда может часть ее носить имя, предполагающее разделение?

ПРЕТЕНЗИЯ КОРАХА

Наконец, есть очевидная непоследовательность в самой претензии Кораха. С одной стороны, кажется, что он против самого института священничества или, по крайней мере, против особого статуса его членов. Так он говорит: «Ведь все общество, все святы, и среди них Б-г! Отчего же возноситесь вы над собранием Б-га?!» (16:3). С другой стороны, очевидно, что Корах и его последователи домогались статуса священников для себя, о чем им открыто заявил Моше (16:7).

Одно объяснение состоит в том, что они не стремились к отмене статуса священников (коэнов) как такового, а лишь не хотели, чтобы он был уделом исключительно Аарона. Они хотели, чтобы было много Первосвященников, и хотели принадлежать к их числу. Однако из комментария Раши (16:7) следует, что Корах добивался сана Первосвященника только для себя и полагал, что только он будет оправдан на суде, предстоящем обвинителям. Но если у него были такие амбиции, зачем же он говорит: «Отчего же возноситесь вы?» (16:3) – ведь у него была причина желать возвышения статуса священников (коэнов)?

ПРОСТРАНСТВО, РАЗДЕЛИВШЕЕ ВОДЫ

Начальные слова главы «и отделился Корах» в арамейском переводе Торы приведены как «и разделил Корах». В книге «Ноам Элимелех» рабби Элимелех из Лиженска сопоставляет мятеж Кораха с пространством, сотворенным Б-гом во второй день творения для разделения между высшими и низшими водами. В чем здесь аналогия? Одно из различий между священниками (коэнами) и остальными евреями состояло в том, что священники были удалены от мирских дел и полностью заняты святым служением. В особенности Первосвященник (против которого в первую очередь и направлены обвинения Кораха). Ведь о нем написано: «И из святилища нельзя ему выходить» (Ваикра, 21:12. Рамбам, Закона Клей а-Микдош, 5:7; Закона Бейс а-Микдош, 1:10). 

Но несмотря на это он не был разлучен с народом. Напротив, он влиял на всех людей, приближая их к собственному высокому уровню святости. Символом этого процесса было зажигание семи светильников Меноры. Особым качеством Аарона была великая, непреходящая Любовь, и он приближал людей к такому служению – служению, основанному на любви.

Но этого не видел Корах. Он видел лишь разделение между священником (коэном) и народом. В свете этого он полагал, что во исполнение воли Б-га в реальном мире – а это является главной целью Торы – особая роль есть как у священников, так и у всех людей. Если рассматривать эти две категории по отдельности, то у народа есть не меньше прав на почести и возвеличивание, чем у священников.

Но Корах добивался статуса священника как человека, полностью оторванного от народа. Отсюда его обвинения («Отчего же возноситесь вы..?»). В его глазах эти две группы были совершенно различны, каждая со своим особым статусом. В этом смысле Корах подобен разделяющему пространству – его целью было разделить людей, как воды, и прервать связь между Святилищем и обычным миром.

РАЗДЕЛЕНИЕ И МИР

Во второй день творения Б-г не сказал фразу «и это хорошо». Мудрецы объясняют, что причиной этого является разделение (пространство), сотворенное в этот день (Брейшис Раба, 6; Зогар, ч.1, 46а). Лишь на третий день были произнесены и затем повторены эти слова. Один раз они относились к сотворенному в тот день, второй раз – к пространству (Брейшис Раба, Раши, Брейшис, 1:7), которое было очищено, и его разделяющее действие компенсировано (Ор а-Тора, Брейшис, 34а; Зогар, там же). Отсюда мы учим, что согласно Б-жественному замыслу должно быть разделение между небесным и земным, но конечная цель – их воссоединение. По аналогии с третьим днем творения в третьем тысячелетии (по еврейскому летоисчислению) была дана Тора. Дана, чтобы соединить небеса и землю. Б-г сошел, а Израиль поднялся для этого союза (Шмойс Раба, 12:3; Танхума, Ваера, 15).

То же самое применимо к еврейскому народу. Хотя в нем есть и те, кто полностью занят святым служением и «не выходит из Святилища», и те, чье служение происходит в мире практических действий («во всех путях твоих познавай Его»; Мишлей, 3:6), не должны первые отделяться от вторых. Скорее, они должны – подобно Аарону – вести их ближе к Б-гу.

Светский человек – бизнесмен и т.д. – такой близости достигает, устанавливая постоянное время для изучения Торы. И при этом он должен настолько сконцентрироваться на изучаемом предмете, что в это время уподобится тому, кто никогда не покидает Святилища!

Работа второго дня творения была завершена на третий. Подобно этому Б-г допустил вызванное Корахом разделение лишь для того, чтобы оно привело к «двадцати четырем дарам священничества». Ибо институт священников был установлен как вечный завет, что не могло произойти, если бы Корах против него не восстал. В этом заключается связь между началом и концом нашей недельной главы. Восстание, которое на первый взгляд кажется направленным против завета, заключенного с коэнами, было на самом деле его необходимым условием.

Именно поэтому имя Кораха увековечено в названии главы. Хотя Корах олицетворяет разделение, а Тора – мир, но мир и единство, которые она приносит, реализуются не вопреки разделению, а через него. Хотя есть небеса и есть земля, молитва и служение соединяют их так, что Б-г живет среди нас.

ХУКАТ

Эта недельная глава начинается с изложения закона о красной (рыжей) корове – странного обряда, целью которого было очистить людей, ставших ритуально нечистыми из-за контакта с мертвыми. Корову сжигали, пепел разводили водой и, окропив человека полученной смесью, восстанавливали его ритуальную чистоту. Одна из «странностей» этого закона заключается в некоем парадоксе: приготавливаемая для очищения смесь делала нечистыми всех, кто ее готовил.

Этот закон во втором стихе главы назван «хука», установление – таким термином обозначается «закон, в принципе не имеющий объяснения». В беседе рассматривается, как комментирует термин «хука» Раши, но, поскольку его комментарий содержит некоторые необычные моменты, выделяются два различных типа законов «хука», чтобы их разъяснить.

АНАЛИЗ КОММЕНТАРИЯ РАШИ

«И говорил Б-г, обращаясь к Моше и Аарону так: “Вот закон (хука) об учении, который повелел Б-г изложить...” (19:1-2). Раши объясняет фразу «вот закон об учении» следующим образом: «из-за того, что Сатан и народы мира провоцировали евреев вопросом “В чем смысл этой заповеди для вас, и каковы ее объяснения?”, она дана как закон (хука), то есть постановление, о котором нет у вас права рассуждать».

Но при этом возникают следующие трудности.

Из слов Раши «из-за того... она дана как закон» очевидно, что он не собирался разъяснять значение самого слова «хука» (закон). Раши уже неоднократно давал такие разъяснения ранее (Брейшис, 26:5; Шмойс, 15:26; Ваикра, 18:4). Хотя он и не делает этого в предыдущем тексте книги Бемидбар, вряд ли он допускает, что читающие его комментарий забыли эти разъяснения. Ведь термин «хука» уже несколько раз встречался в книге Бемидбар, и Раши не комментировал его. Скорее он пытается объяснить кажущуюся избыточной фразу, ведь слов «вот закон» было бы достаточно.

Если это так, то поскольку читатель уже знает значение слова «постановление», хватило бы и краткого пояснения. Зачем же Раши добавляет длинный комментарий относительно Сатана и народов мира, который он уже несколько раз приводил ранее?

Кроме того, ответы, данные Раши здесь и в предыдущих случаях, несколько отличаются друг от друга, и это требует объяснений. В предыдущих комментариях акцентируется «злое начало», здесь же – Сатан. В предыдущих комментариях о Сатане его действия представлены как «выдвижение возражений» (Брейшис, 26:5; Ваикра, 18:4) или «придирки» (Шмойс, 15:26), здесь – как «провокация».

В одном из прежних комментариев человеку запрещается «делать для себя исключения» из постановлений, здесь же запрещается «рассуждать о нем» (постановлении).

Если наши предыдущие рассуждения верны, то комментарий Раши относится только к кажущейся избыточной фразе, связанной с термином «закон». Любой комментарий Раши начинается точным цитированием именно того слова или фразы, которые он хочет разъяснить. Почему в данном случае в начале комментария приведены слова «вот закон об учении», как если бы он собирался объяснить всю эту фразу?

В ПРЕДЕЛАХ РАЦИОНАЛЬНОГО И ЗА НИМ

Объяснение таково. Формулировка фразы «это закон об учении» предполагает, что закон о красной корове является единственным постановлением в Торе. Но, безусловно, есть другие постановления, в том числе упоминаемые Раши, например, запрет есть свинину или носить одежду, изготовленную из смеси шерсти и льна (Раши на Брейшис, 26:5). Следовательно, мы должны заключить, что существует особый класс постановлений, единственным примером которого является закон о красной корове.

Иными словами, существует два типа постановлений:

– те, которые в принципе могут быть доступны человеческому пониманию, но детали их ему недоступны;

– те, которые целиком лежат за пределами человеческого понимания.

Фраза «вот закон об учении», следовательно, предполагает, что закон о красной корове – единственный, относящийся ко второй категории. Поэтому, когда Раши в книге Ваикра приводит примеры постановлений, то он упоминает два запрета – употреблять в пищу свинину, носить одежду, изготовленную из смеси шерсти и льна, – и воды очищения, но не включает закон о красной корове, поскольку тот относится к совершенно иному типу.

«Воды очищения» (вода, смешанная с пеплом красной коровы) есть нечто в принципе доступное пониманию. Так, Раши никогда не классифицирует очищение путем погружения в микву как постановление, ведь разумно предположить, что воды миквы обладают способностью очищать духовно. Подобным действием могут обладать и «воды очищения». Их единственная особенность заключается в детали: если для очищения в микве требуется полное погружение, в данном случае достаточно нескольких капель. Следовательно, воды очищения принадлежат к первому типу постановлений – таких, которые можно частично понять.

Но закон о красной корове сам по себе целиком лежит за пределами понимания. Его нельзя рассматривать как один из видов жертвы всесожжения, ибо:

1) ни одна из частей красной коровы не сжигалась на жертвеннике;

2) все действия с красной коровой должны совершаться за пределами «всех трех станов» (Раши на Бемидбар, 19:3), в то время как жертвы приносились исключительно внутри них;

3) красную корову нельзя даже уподобить козлу отпущения (Ваикра, 16): во-первых, предварительные действия с козлом отпущения совершались в пределах стана, а во-вторых, о нем дано частичное разъяснение («и понесет на себе козел все провинности их в страну обрывов; так отправит он козла в пустыню» – Ваикра, 16:22).

Кроме того, ритуал красной коровы обладал следующими исключительными особенностями по сравнению с обрядом козла отпущения:

– его проводил заместитель Первосвященника (Раши на Бемидбар, 19:3);

– кровью красной коровы кропили 7 раз по направлению к лицевой стороне Шатра Откровения (19:4);

– сожжение красной коровы называется «жертвой грехоочистительной», чтобы показать его сходство со святыми предметами.

Короче говоря, закон о красной корове не относится к первой категории постановлений, ибо он недоступен даже для частичного понимания.

Б-Г И ЧЕЛОВЕК

В свете вышеизложенного мы можем понять, почему Раши в этом комментарии пользуется выражениями, не встречающимися в других его объяснениях термина «постановления» («Сатан» вместо «злое начало», «провоцирует» вместо «возражает» и «запрещено рассуждать» вместо «запрещается делать для себя исключения»).

Понятно, что Б-жественный разум выше человеческого. Следовательно, если Б-г Сам говорит о какой-то заповеди, что человек не может ее понять, то злое начало не может пытаться доказать ее небожественное происхождение, ссылаясь на ее непонятность. В конце концов, почему вообще смертный (конечный) человек должен быть в состоянии понять Бесконечного Б-га?

Но когда заповедь частично доступна человеческому пониманию, то у злого начала и у народов мира появляются, хотя и ошибочные, но все же основания для того, чтобы выдвигать против нее возражения или оспаривать ее Б-жественное происхождение: как мог Б-г заповедать нечто, с одной стороны, доступное, а с другой – недоступное человеческому разуму? И они попытаются доказать, что такая заповедь не от Б-га, и, следовательно, ни к чему не обязывает еврея.

Поскольку заповедь о красной корове полностью недоступна разуму, ни злое начало, ни народы мира не могут ее оспорить. Они в состоянии лишь «провоцировать» еврея, говоря: «В чем значение для вас этой заповеди, и каково ее объяснение? Допустим, вы должны подчиняться слову Б-га, но, поступая так, вы совершаете нечто бессмысленное и иррациональное».

Поэтому Раши использует слово «Сатан» вместо «злое начало», ибо голос сомнения стремится здесь лишь помешать (слово «Сатан» означает «беспокоить, причинять неудобство»; Бемидбар, 22:22; Млахим I, 11,14) еврею в момент действия, а не убедить его от этого действия отказаться. И поэтому он не говорит «запрещено делать исключение из заповеди» (для исключения нет оснований), но говорит «запрещено рассуждать о ее причинах». Вместо этого (рассуждений) мы должны исполнять ее с радостью, как если бы полностью ее понимали.

Причина в том, продолжает Раши, что заповедь о красной корове есть закон Б-га. Иными словами, сам Б-г говорит нам, чтобы мы не беспокоились об отсутствии в ней логики и выполняли ее только потому, что Он так велел. Это – единственный способ выполнить ее правильно.

Теперь мы можем понять, почему Раши цитирует полностью фразу «вот закон об учении» в начале своего комментария. Именно эта фраза позволяет понять отличие этого закона от всех остальных, и именно это отличие лежит в основе всех нюансов его комментария.

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru