[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ ИЮЛЬ 2001 ТАМУЗ 5761 — 7 (111)

ГЛЮКЕЛЬ ФОН ГАМЕЛЬН:

РАССКАЗ ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Продолжение.

Начало в № 103 – 111.

VIII

Примерно в то же время в Гамбурге случилось ужасное событие. 

В Альтоне жил некий Авроом Мец, жена которого приходилась мне родственницей. Ее звали Сара, она была дочерью Элиаса Коэна. До переезда в Гамбург Мец жил в Герфорде, там и женился на дочери Лоеба Герфорда. Спустя два года после женитьбы супруга его умерла, он переехал в Гамбург и женился на вышеупомянутой Саре.

У Меца был порядочный капиталец – около 3 000 рейхсталеров, если не больше. Но, будучи чужим в Гамбурге и не зная, как там принято вести дела, он все время терпел неудачи и через несколько лет почти разорился. Тогда он переехал в Альтону и стал менялой.

Прошло три года. Про Меца много сплетничали. Некоторые говорили о нем очень дурно – пусть Г-сподь Б-г воздаст за его кровь, а я ради невинного мученика не хочу даже повторять такие вещи. Но, увы, язык наш часто говорит то, чего глаза никогда не видели. Такова человеческая натура!

Однажды утром жена Меца приезжает в Гамбург и начинает ходить из дома в дом, спрашивая, не ночевал ли там ее муж. Но сколько она ни искала его, он как в воду канул. Женщина была в отчаянье. Многие, сказала она, имели на него зуб, и он, видно, счел за лучшее бежать.

Более трех лет наша Сара прожила как вдова, а дети ее – без отцовского пригляда. Между тем люди толковали о ее муже вкривь и вкось.

В то время в Гамбурге жил некий Аарон бен Мойше, тоже меняла, честный человек и отнюдь не богатый, однако обеспечивавший жене и детям приличный уровень жизни.

Менялам приходится день-деньской бегать по городу в поисках клиентов, но к дневной молитве они обычно возвращаются домой или идут в синагогу. Бывает, что они изучают Талмуд в своей «хевре» (община, общество. – Прим. ред.), а оттуда уже идут домой.

Однажды жена реб Аарона до самых сумерек ждала возвращения мужа, чтобы вместе поужинать. Но он все не шел! Тут она побежала разыскивать его по знакомым и друзьям, но его нигде не было. Аарон пропал.

На следующий день об этом только и говорили. Один утверждал, что видел его здесь, другой – что там...

Наступил полдень. Люди собрались у здания биржи и только об этом и толковали. Шмуэл, сын Меира Гекшера, рассказал: «Вчера ко мне приходила женщина и спрашивала, есть ли у меня деньги. Нужно было 600 – 700 талеров – дома у нее, как сказала она, сидел иностранец, который хотел продать золото и драгоценности. Но у меня таких денег не оказалось, поэтому я и не пошел с ней все это смотреть».

Когда он рассказал эту историю, некий Липман, стоявший рядом, спросил, что это была за женщина и как она была одета. Шмуэл Гекшер сообщил то, что запомнил, и тогда реб Липман сказал: «Я знаю эту женщину, знаю, где она работает, и о ее хозяине ничего хорошего сказать не могу».

Посудили – порядили, да и разошлись по домам.

Реб Липман, придя домой, посоветовался с женой: «Скажи мне, что ты думаешь об этой истории: девушка, которая работает служанкой у сына хозяина таверны для моряков, приходила к Шмуэлу Гекшеру и предлагала ему, если у него найдется 600 – 700 талеров, пойти с ней к ее хозяину. Боюсь, что пропавший Аарон бен Мойше польстился на заработок, и это стоило ему жизни».

Жена его, шлепнув себя по лбу, сказала: «Ой, грех-то какой! Теперь вспоминаю, что однажды эта девушка приходила и ко мне и убеждала пойти с ней. Ты ведь знаешь, сын хозяина таверны нехороший человек. Должно быть, они убили Аарона!»

Жена реб Липмана была женщиной энергичной и поклялась, что не успокоится, пока не распутает эту загадочную историю. Но муж сказал ей: «Глупая, даже если это правда, что можно сделать? Это Гамбург: смотри, ни словом не обмолвись о своих подозрениях».

Прошло несколько дней. Городской совет все же был вынужден послать глашатая с барабаном, который кричал: «Если кто-то знает что-нибудь о пропавшем еврее, жив он или мертв, пусть сообщит властям, что ему известно, и получит за это сто дукатов в награду. Имя же его не будет оглашено».

Никто, однако, ничего не сообщил.

Время шло, и дело было почти забыто, — так всегда бывает на белом свете. Любое важное происшествие, если оно ничем не заканчивается, вскоре забывается. Не утихла лишь боль соломенной вдовы и детей, лишившихся отца.

Гамбург.

Нюрнберг. Двор в доме Крафта.

IХ

Однажды утром в Шабос жена реб Липмана сказала, что сон к ней нейдет. Так же случилось однажды и с королем Испании, который спросил ученого еврея, что значат следующие еврейские слова: «ине ло ёнум ве ло ишон шоймер Исроэл»? Еврейский ученый перевел ему эти слова следующим образом: «Тот, кто печется об Израиле, не задремлет, не заснет». Но король сказал: «Нет, тут другое значение! Мне кажется, это означает: “Б-г, хранитель Израиля, никому не позволяет ни дремать, ни спать”. Ибо если бы я сегодня спал как обычно, то клевета, обрушившаяся на евреев, привела бы их к гибели. Однако Б-г, который хранит их, не позволил мне спать: я встал и увидел, как в дом еврея подбросили убитого ребенка. Если бы я собственными глазами не видел этого, все евреи поплатились бы жизнью».

Вот и жена реб Липмана лишилась сна. Она вставала рано утром и сидела у окна, а жила она на верхнем этаже дома на Альтер Штайнвег, на дороге, ведущей в Альтону, и все, кто ехал в Альтону или из нее, проезжали мимо этого дома.

В пятницу бедная женщина вообще не сомкнула глаз, и все в доме на нее сердились. Муж стонал: «Что это за жизнь! Она доведет себя до сумасшествия!» Но жена отвечала: «Пока за преступление не воздано, я не успокоюсь, потому что сердце подсказывает мне, кто виновник».

Тем временем рассвело. Она подошла к окну, выглянула на улицу и увидела, что мимо проходят мужчина с женщиной и слуга несет за ними большой сундук.

Тут жена реб Липмана вскричала: «Б-же, помоги мне, и тогда я, наконец, обрету покой!» Схватив фартук и шаль, она побежала вниз, на улицу.

Муж спрыгнул с кровати и пытался удержать ее. Куда там! Она вырвалась и побежала вслед за этими людьми.

Они направились в Альтону, а сундук оставили на берегу Эльбы. Ривка – так звали жену реб Липмана – была убеждена, что в сундуке труп их жертвы.

Она бросилась к жителям Альтоны и просила их ради всего святого помочь ей, так как она убеждена, что нашла убийц. Но никто не хотел ее слушать. Легко взяться за дело, говорили они, но кто поручится, чем все это кончится? Однако все равно она продолжала плакать и кричать: «Отведите меня к президенту!»

В конце концов два домовладельца пошли вместе с ней к президенту и изложили ему суть дела. Выслушав их, президент сказал: «Берегитесь: ведь если вы не сумеете доказать свое обвинение, все ваше имущество будет конфисковано».

Но это не испугало фрау Ривку. Она сказала, что не только имущества, но и жизни не пожалеет, чтобы изобличить преступников. «Ради Б-га, — говорила она, — пошлите за этим человеком: пусть покажет, что у него в сундуке».

Президент отправил на берег Эльбы стражу. В эту время подозреваемые как раз садились на судно, направлявшееся в Гарбург – городок в часе пути от Альтоны. Стоило им высадиться в Гарбурге, как они были бы свободны, ибо Гарбург не находился под юрисдикцией гамбургских властей.

Однако стража успела схватить их обоих и сундук. Их доставили к президенту. В сундуке не оказалось ничего, кроме одежды, принадлежавшей этим людям.

Можете себе представить испуг бедных евреев! Подозреваемого допросили по всей строгости закона, но он ни в чем не признался. Напротив, он держался очень вызывающе и так угрожал евреям, что они дрожали от страха (этот человек происходил из знатной семьи). В конце концов евреи в страхе разбежались.

Но фрау Ривка не переставала говорить: «Люди добрые, прошу вас, не отчаивайтесь. Вот увидите, Г-сподь поможет нам разоблачить убийц!»

Когда она вне себя бежала по полям, отделяющим Альтону от Гамбурга, то столкнулась с девушкой, которая работала прислугой у того человека. Она хорошо знала ее: это была та самая девушка, что приходила к евреям и предлагала тому, у кого есть 600 – 700 талеров, прийти к ее хозяину домой.

Фрау Ривка сказала ей: «Тебе и твоим хозяевам повезло, что мы встретились! Оба они сейчас заключены в тюрьму в Альтоне за совершенное ими преступление. Они во всем признались и не хватает только, чтобы призналась ты, а как только ты дашь показания, тебя и твоих хозяев посадят на корабль, который увезет вас в безопасное место. Все, чего хотят евреи от тебя, это увериться, что реб Аарон действительно мертв, чтобы его жена могла снова выйти замуж. Это все, чего хотят от тебя евреи».

В таком духе убеждала фрау Ривка эту служанку. Она была умная женщина с хорошо подвешенным языком, и слова ее внушили девушке доверие. В конце концов та рассказала, как встретила реб Аарона на бирже, а позднее приходила к реб Липману и другим евреям, но ни у кого не оказалось столько денег, только у реб Аарона на его несчастье был полный кошелек. Показав золотую цепочку, девушка рассказала ему, что некий офицер, находящийся в доме ее хозяина, желал бы продать золотые вещи и бриллианты. «Поэтому Аарон пошел со мной, – сказала она. – Там его уже ждал нож мясника. Хозяин повел его в свою комнату, где его и прикончили, а затем мы зарыли труп под порогом».

«Фрау Ривка, — добавила эта служанка, — я доверилась вам: ведь вы не употребите все сказанное мне во вред?» На что фрау Ривка отвечала: «Что ты, дурочка! Разве ты не знаешь, что я честная женщина? Я думаю только о безопасности твоих хозяев, чтобы они уехали из Альтоны свободными людьми. Тебе следует прийти и повторить нашим людям то же, что ты сказала мне, и все будет хорошо!»

Служанка отправилась с фрау Ривкой в дом президента. Тот выслушал девушку и, хотя она стала заикаться и уже пожалела, что открыла рот, самое главное стало известно – где была зарыта жертва.

Президент допросил убийцу, потом его жену, но оба отрицали совершенное преступление и твердили: «Служанка все наврала, она лжет, как последняя девка».

Тень сомнений опять легла на происшедшее, и президент сказал евреям: «Больше я ничем не могу вам помочь. Хорошенькое дело, если я подвергну этого человека пытке на основании слов его служанки, а он будет упорно отрицать свою причастность к исчезновению вашего собрата! Советую вам искать правосудия в Гамбурге и со всей возможной быстротой. Добейтесь от властей разрешения обыскать дом этого человека, и если труп будет найден, где указала служанка, остальное я беру на себя».

Парнасим бросились со всех ног в Гамбург и добились, чтобы им выделили двадцать солдат и чтобы те начали копать в месте, указанном служанкой. Они получили также разрешение на то, чтобы, если труп будет найден, переправить его в Альтону для погребения согласно иудейскому обряду. Однако их предупредили: «Смотрите, если трупа не окажется, с вами разделаются, со всеми вами. Вы прекрасно знаете, что собой представляет гамбургская чернь, мы не сможем ее удержать!»

Евреи и сами понимали всю опасность положения. Но фрау Ривка успевала повсюду, она подходила к каждому человеку и убежденно повторяла: «Держитесь, не бойтесь, я уверена, что тело найдут».

Были отобраны десять наиболее мужественных евреев и несколько матросов, известных своей честностью и храбростью, а также несколько наблюдателей. Во имя Б-жьего правосудия они пошли к дому убийцы, находившемуся недалеко от Альтен Шранген, возле дома тюремщика.

Между тем в городе поднялся шум. Огромная толпа подмастерьев и всякого сброда бурлила возле дома убийцы.

Они говорили себе: «Если евреи найдут труп, очень хорошо! Но если не найдут, мы с ними расправимся, так что от них останутся одни клочья!»

Г-сподь не допустил, чтобы продлилась наша мучительная неуверенность. Как только люди вошли в дом и стали копать у порога, то нашли, что искали. Это вызвало у них слезы и одновременно радость, что убийство раскрыто.

Они плакали, когда увидели труп молодого человека лет двадцати пяти, изувеченного и избитого, а радовались тому, что еврейская община спасена и правосудие свершится.

Немедленно призвали членов Городского совета, показали им труп и место, где, как и сказала служанка, он был зарыт. Их показания были заверены клятвенно, с приложением печати.

Тело положили на телегу и отвезли в Альтону. Целая толпа матросов и подмастерьев собралась посмотреть на печальный поезд, но ни одного дурного слова в адрес евреев не было сказано. Пусть это были недобрые люди, вечно старавшиеся даже в мирные времена нам навредить, сейчас они хранили молчание, и, поглазев, каждый возвращался к своей работе.

На следующий день наши парнасим взяли документ и отвезли его президенту Альтоны, в руках которого находился убийца и от которого зависело правосудие. Евреев устраивало, что суд состоится в Альтоне.

Президент снова приказал привести убийцу и сказал ему, что запираться нет смысла. Тут он во всем признался. Вдове убитого были вручены деньги, которые еще оставались у преступников, их же отправили в тюрьму дожидаться решения суда.

Банки и биржи в Венеции, Нюрнберге, Лейпциге, Амстердаме и Гамбурге.

Гравюра начала XVIII века.

Х

Тем временем фрау Сара, жена пропавшего Авроома Меца, все еще считалась соломенной вдовой и не могла ничего узнать о местонахождении своего пропавшего мужа. Ей приходилось терпеть всякие сплетни, ходившие на этот счет.

Но когда убийство было раскрыто и имя убийцы было у всех на устах, вспомнили, что перед тем как поселиться в доме на улице Альтен Шранген, пропавший жил вместе с отцом в «Доме моряков» – лучшей таверне во всем Гамбурге. Она расположена у самой биржи, и еврейские, и христианские купцы, которым приходится много ходить пешком, заходят туда, чтобы подкрепиться и опрокинуть стаканчик.

Поэтому сын хозяина таверны был хорошо знаком евреям. Когда же оказалось, что он убийца, люди вспомнили, что муж фрау Сары был менялой, а люди его профессии были завсегдатаями таверны: там они рассчитывались со своими клиентами, получали или платили деньги, – этот дом считался вполне респектабельным.

Фрау Саре было известно, что ее муж был хорошо знаком с сыном хозяина таверны. Она сказала своим друзьям: «Вам известно, что мой муж пропал несколько лет назад. Сейчас раскрыто это ужасное убийство. А муж тоже часто ходил в эту самую таверну. Я полагаю, сын хозяина прикончил и его. Помогите мне узнать правду».

Короче говоря, они отправились к президенту Альтоны и рассказали о своих подозрениях. Тот велел привести к себе убийцу и убеждал его по-хорошему и угрозами сказать правду, даже грозил пыткой на дыбе в надежде добиться признания. Этот человек не отрицал, что был знаком с Авроомом Мецом, но больше ни в чем не признавался.

Однако президент напирал на него, пока он не сознался, что когда еще жил в доме отца, в матросской таверне, то убил реб Авроома в маленькой сыроварне, а труп затолкал в глубокий колодец и засыпал его известью. Когда это стало известно, парнасим снова поспешили к властям Гамбурга и просили разрешения на обыск.

Снова евреи многим рисковали – даже больше, чем в первый раз! Трудно было себе представить, чтобы уважаемый дом оказался разбойничьим логовом! Если бы труп не был найден, евреям пришлось бы несладко!

Но Г-сподь был с нами. Тело было найдено, на нем еще сохранились остатки арба канфос (маленький талес. – Прим. ред.) и сорочки с серебряными пуговицами.

Наша община была в глубоком горе. Казалось, обе жертвы лишились жизни в один и тот же день.

Друзья моей родственницы Сары тщательно осмотрели тело второй жертвы перед тем как его похоронить. Фрау Сара сообщила им о различных отметинах на теле, по которым можно было опознать останки ее исчезнувшего мужа и признать, что она действительно вдова. Они нашли эти отметины, и по закону она получила право снова выйти замуж.

Убийцу приговорили к колесованию, труп же его было решено посадить на кол в назидание другим. Жену его и служанку освободили, ограничившись тем, что выслали их из страны. В день казни в Гамбурге произошли такие беспорядки, каких здесь не знали лет сто. Евреям угрожала смертельная опасность, ибо все их возненавидели.

Но Г-сподь, наш Пастырь, хранил нас, ибо сказано: «Не покину их, когда они будут в стане врагов. И тогда, когда они будут в земле врагов их, Я не презрю их и не возгнушаюсь ими». Если бы только мы, бедные грешники, поразмыслили над тем, какие великие чудеса творит для нас Г-сподь Б-г!

Итак, для евреев все окончилось хорошо!

Страницы из Сидура с различными благословениями.

Германия XVIII век.

ХI

Теперь я вернусь к своей истории, от которой немного отвлеклась.

Семь невест предлагалось моему сыну Йосефу, но ни одна не была угодна Г-споду, кроме дочери Меира Штадтгагена, жившего в Копенгагене. Мы благословили этот брак и отпраздновали помолвку в Гамбурге. Свадьбу решено было сыграть годом позже.

Когда приблизилось время свадьбы, которая должна была состояться в Копенгагене, я собралась ехать туда с сыном Натаном.

Натан в то время вел большие дела с богачом Самуилом Опенгеймером из Вены и его сыном Мендлом. У него было векселей Опенгеймеров на 20 000 рейхсталеров, и срок их оплаты приближался. Но сын мой не получил ни денежного перевода в счет покрытия векселей без дефолта (не дожидаясь их опротестования, то есть объявления о прекращении по ним платежей), ни письма, которое объяснило бы причину промедления. Поэтому он не смог поехать в Копенгаген. Вместо этого ему приходилось ломать голову, как сохранить честное имя себе и партнерам.

Субботние подсвечники.

Германия. Конец XVII века.

Можете себе представить, как мы тревожились! Я отправилась в Копенгаген с сыном Йосефом в самом тревожном состоянии духа. Ведь я не знала, как обстояли дела у венских богачей.

Мы выехали из Гамбурга с женихом и с Мойше, сыном Меира Штадтгагена и зятем Хаима Клеве, и благополучно прибыли в Копенгаген.

Там я рассчитывала найти письмо от Натана в надежде, что он уже получил денежный перевод от богатых венцев. И действительно, он написал мне (он всегда был добрым сыном), что, хотя никаких известий из Вены не поступило, пусть я не тревожусь из-за этого и радуюсь свадьбе.

На сердце у меня было неспокойно, но я положилась на Г-спода и постаралась отвлечься от забот. Состоялся обмен подарками и приданым. На следующей неделе должна была состояться и свадьба. С каждой почтой я ожидала хороших вестей от Натана. Хвала Г-споду, они пришли накануне свадьбы. Натан сообщал, что Мендл Опенгеймер прислал ему денежный перевод и неустойку в несколько тысяч рейхсталеров, извиняясь за задержку, объяснявшуюся тем, что его долго не было в Вене. Поэтому мы отпраздновали свадьбу с легким сердцем, в самом радостном настроении.

После свадьбы я заторопилась домой, но у меня не было других сопровождающих, кроме Мойше, сына Меира Штадтгагена, он же не торопился расставаться со своими родными, поэтому против воли я задержалась в Копенгагене еще на две недели. Несмотря на все оказываемые мне почести я жаждала быть дома со своими младшими детьми. Наконец, я так пристала к Мойше Штадтгагену, что он согласился распрощаться с родными и тронуться в путь. Мы выехали и, хвала Г-споду, прибыли в Гамбург благополучно и в полном здравии. Тут я принялась за проверку счетов на те товары, которые оставила в руках моего сына Лоеба. Он во всем отчитался сполна, так что я была довольна.

Украшение для Омуда, возвышения для ведущего молитвы.

Германия. XVIII век.

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru