[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2001 СИВАН 5761 — 6 (110)
Марк Китайгородский, Лазарь Медовар
ТЕРЕЗИНСКИЙ «РАЙ»
Вечера Памяти жертв Катастрофы в апреле 2001 года прошли во многих столичных залах: в ТЮЗе при участии главного раввина России Берла Лазара, в Доме кино и других. Особенным событием этих дней стала выставка «Театр в Терезине. 1941–1945. Все жанры, кроме трагедии», экспозиция которой, открытая в ТЮЗе, затем – c 29 апреля по 8 мая – проходила в Московском еврейском общинном центре в Марьиной роще.
Эта выставка, поразившая людей многих стран, в России оказалась впервые. Ее привезла писатель и историк Елена Макарова (Иерусалим) при поддержке МЕОЦ, Посольства Израиля в Москве, Еврейского агентства в России, Израильского культурного центра, Еврейского распределительного фонда «Джойнт». Что такое Терезин и его театр?
На улице Терезина. Лето 1942 года
ИСТОРИЯ И ГЕОГРАФИЯ
Пожалуй, немногим знаменит в истории Чехии Терезин, а в историю европейских евреев он бы и вовсе не вошел, если б не немецкие фашисты: в 1941 году они избрали его местом для реализации одной из самых изощренных по своей жестокости идей. Терезиенштадт, как переиначили они на немецкий лад чешское название, стал одним из самых трагических мест в истории Катастрофы.
Нацисты устроили здесь транзитный лагерь-гетто, куда привозили евреев из Протектората Богемии, Моравии и других стран Европы. Гитлеровские идеологи задумали создать «показательный» лагерь. И терезинское гетто действительно не было похоже ни на какие другие учреждения этого рода. По указанию Эйхмана, лично курировавшего его, он был наделен всеми внешними атрибутами «вольного еврейского города». «Еврейское самоуправление» (совет старейшин), иудейское и христианское богослужения, больницы, почтамт, суд, библиотеки, банк, театр, кабаре, лекционная деятельность... Особенно был важен театр! Надо было профессионально срежиссировать этот «еврейский спектакль», чтобы продемонстрировать всему миру, что фюрер большой гуманист и заботится о евреях. Специально для них в живописном месте в 60 километрах от Праги, столь любимой и значимой в истории евреев, создан город, где они могут не только жить, работать, учиться, молиться своему Б-гу, но и реализовывать таланты!..
По особому распоряжению Эйхмана в Терезин доставляли видных деятелей искусства: художников, музыкантов, режиссеров, артистов, писателей. С их помощью немцы, снимая пропагандистские фильмы, в которых еврейские актеры и особенно дети с довольными лицами пели песни, разыгрывали сценки, создавали видимость того благополучия, которое было способно убедить посланников Международного Красного креста: да, Гитлер заботится о евреях!..
Отказывающихся участвовать в съемках немедленно отправляли в Освенцим.
Среди заключенных Терезина оказались главный раввин Германии Лео Бек и главный раввин Дании Макс Фридигер.
Тогда в Терезине произошло невероятное: любовь к искусству на пороге смерти сплотила узников, аккумулировала в них огромные творческие силы, неподвластные страху. Люди жили последние годы, часы, дни на пике творческого совершенства. По сути, они играли свои роли не столько перед людьми, сколько перед лицом Небес. И они не плакали, а смеялись!
Из терезинского кабаре: «Крепость оборонного значения всегда была готова дать отпор врагу, однако никто на нее не покушался. Кроме евреев. Им удалось взять ее приступом. Да вот как вывести отсюда свои войска?..»
Такой мощной творческой еврейской жизни на малюсеньком клочке земли, наверное, не было никогда и нигде. С 1941 по 1945 год было сыграно свыше 600 спектаклей, написано более 100 музыкальных произведений, созданы тысячи рисунков и картин, изданы сотни страниц детских иллюстрированных журналов и взрослых юмористических, исписаны 1000-страничные дневники, запечатлена хроника событий и размышлений, сотни статей, пьес, критических статей, прочитано больше 2500 лекций... Люди так предавались искусству, что забывали, где они находятся.
Из воспоминаний бывших узников.
«Театр заменил нам реальную жизнь, он стал мерой наивысшей свободы, которую мы смогли достичь», — Ян Фишер, актер в Терезине, режиссер.
«Если актер не являлся на репетицию, считай, его больше нет. Но все, что мы делали, мы упорно связывали с неким счастливым будущим... В Терезине невозможно было написать трагическую пьесу и поставить ее», — Людек Элиаш, актер в Терезине, режиссер.
Еще в конце марта 1944 года, когда уже тысячи узников Терезина были отправлены в печи Освенцима и Майданека, на театральных подмостках городка в его музыкальном кафе шла «Женитьба» Гоголя в талантливейшей, по воспоминаниям бывших узников Терезина, постановке Густава Шорша. Спектакль шел под музыку Брамса и Дворжака, с участием знаменитых в Европе музыкантов. В этот же день выступал симфонический оркестр под управлением В.Кона. Для детей устраивался полдник с песнями и плясками... И это далеко не весь терезинский «репертуар» одного только дня — 13 марта (понедельник) 1944 года.
А вот другой день: «Летучая мышь» И. Штрауса, вечер чешских композиторов, «Песни и устные истории» Й.Сметаны-Линденбаума, «Песни для лютни» в исполнении таких выдающихся музыкантов, как Мелли Вайс, Курт Кляйн, Зеев Шек. Утром и вечером дуэт Майера-Саттлера, в полдень — легкая музыка в исполнении оркестра под руководством Церини...
Столь бурный «театральный сезон» был обусловлен еще и тем, что в апреле в Терезине ждали очередной комиссии Международного Красного креста, сопровождать которую намеревался сам Эйхман, руководитель «еврейского отдела» третьего рейха. Этой комиссии придавалось особое значение: в мир уже просочились сведения о решении фашистами «еврейского вопроса» (не последнюю роль в этом сыграл визит Михоэлса в США, его рассказы о зверствах немцев на оккупированных территориях СССР).
Визитеры Красного креста прибыли в Терезин много позже, чем их ожидали (в конце июля 1944 года), и нацисты хорошенько «подготовились»: десятки тысяч узников гетто были отправлены в Освенцим, Дахау, Берген-Бельзен – вопрос о перенаселенности города был решен.
Подготовка к встрече комиссии шла по всем правилам тоталитарного режима. Репетиции будущих встреч отрабатывались так же, как это делалось при подготовке судебных процессов в СССР в 1937 году. То есть тщательно отрабатывались детали поведения «актеров» и «статистов» для встречи с комиссией. Весной 1944 года в городе были разбиты клумбы, открыты новые кафе — райская жизнь!
Конечно, при этакой подготовке не составило труда создать рекламный фильм «Новая жизнь евреев под защитой Третьего рейха». Этот фильм сыграл зловещую роль в истории Холокоста: как было доказать, что «хроника» отрежиссирована? Зрители рассматривали улыбающихся людей — от детей до стариков, слушали музыку в исполнении прекрасных музыкантов, видели выставки детских рисунков, афиши театральных постановок с пьесами Жана Кокто («Голос человека»), репитициями «Сватовства» и «Медведя» Чехова, лучших пьес Карла Чапека, «Женитьбы» Гоголя... Где и когда могли мечтать евреи о такой жизни, о таком театре?! А спектакли для детей, кукольный театр!..
Из записок Ярослава Дубски: «Создать кукольный театр в Терезине казалось задачей непредставимой. Найти место, приготовить сцену, кукол сделать, декорации, найти осветителя... Да еще и пьесу написать. Отрепетировать роли, научиться обращаться с марионетками... На подготовку первого спектакля ушло несколько месяцев. Но зато тысячи детских глаз сияли – ведь детям в Терезине приходилось тяжелее всех. Мы отыграли 22 спектакля, и тут у нас отобрали помещение. И мы больше не могли выступать. Одно утешение – мы успели хоть что-то сделать для детей».
В качестве реквизита использовалось все, что попадалось под руку: деревяшки, куски материи, бочки, даже консервные банки. Декорации рисовали сами.
А какие были лекции! «Ханука», «Праздник Пурим», «Дни покаяния»... Ни ужасающие условия жизни, ни нависшая над городком смерть не признавались оправданием для снижения качества чего бы то ни было самими «горожанами»: уровень – европейский стандарт!
Откуда зрителям «Новой жизни евреев» – инспекторам, приехавшим из Красного креста, было знать об истинных правилах жизни терезинского гетто? Например, что евреям запрещалось за чем-либо обращаться к охранникам СС, вообще жандармам, попытка ухода с территории лагеря, бегство карались расстрелом на месте. Узники были разделены по полам: мальчики до 12 лет жили с матерями, после 12 переходили к отцу. О семейной жизни не могло быть и речи. Мужчинам иногда разрешалось заходить в женский лагерь, но прежде надо было получить специальное разрешение коменданта... Чего стоит один только пункт устава гетто: «Свободное плевание строжайшим образом запрещено». Не говоря уже о том, чтобы ходить из казармы в казарму!
Кстати, о казармах. Небольшая историческая справка.
В ХVI веке Терезин был местом оборонного значения: здесь была крепость, предназначенная для защиты границ Габсбургской империи, и до создания на этом месте еврейского гетто города не было — только крепость, на территории которой находилось немало казарм. Тем, что появился здесь город, история обязана нацистам!..
Предвидя поражение и возмездие, в апреле-мае 45-го фашисты пытались замести следы. Как и в других лагерях, они убивали заключенных и сжигали документы. Из 150 тысяч евреев-узников гетто Терезина в живых осталась лишь пятая часть. А от 620 сыгранных там спектаклей – две с половиной минуты кинопленки...
В мае 1945-го Терезин был освобожден войсками маршала И. Конева.
Годы, десятилетия в бывшем СССР о Терезинском гетто, преисполненном фарса, обмана, трагедии, знали немногие и немного. Освенцим, Бухенвальд, Майданек – только о них говорили в доперестроечные времена, причем как о лагерях межнациональных. Да, в них были не только евреи. Но сколько в них было евреев!.. О Терезинском концлагере не говорилось потому, что это был «чисто еврейский» лагерь. Только при перестройке о нем в России пошла тихая молва, тогда как в мире было известно давно.
Сегодня тема концлагерей не менее, а еще более актуальна, чем в предыдущие годы, ибо желающих доказать, что Холокоста не было вообще, с каждым днем становится все больше.
За те дни, что выставка экспонировалась в МЕОЦе, ее посетили свыше 2 тысяч человек. Приходили не только поодиночке, но и целыми экскурсиями, в том числе из еврейских и других столичных общеобразовательных школ. Одно из самых ярких впечатлений побывавших на выставке – фильм Е. Макаровой «Да будет жизнь».
Посетили выставку и бывший узник Терезина Иосиф Абкович, и Евгения Физдель, освобождавшая лагерь-гетто в 45-м.
Актеры Восковец и Верик в музыкальной комедии «Мир за колючей проволкой». 1933 год
Сцена из спектакля «Робин Гуд». 1932 год.
Актеры Восковец и Верик в спектакле «Осел и тень»
Плакат Ф. Зеленки к «Миру за колючей проволке»
Карел Швенк (справа) и Мирек Франк.1940 год.
Заключительная сцена оперы «Брундибар». Декорации Ф. Зеленки. Кадр из нацистского фильма. 1944 год.
«Все смешалось в душе – радость от того, что смогла прийти в свой культурный центр, не скрываясь, смотреть выставку, связанную с трагедией моего народа».
Л. Пирн.
«Спасибо вам. Мне кажется, вы сделали очень важную работу, люди должны знать, что происходило в мире.
Дина, школа №1311».
«Материалы выставки напоминают то тяжелое время, когда нас истребляли. Организаторы этой выставки способствуют тому, чтобы это не забывалось и не повторялось. Спасибо.
Л. Харитонов».
«Гордость и боль за народ, талант и творчество которого не смогла сломить нечеловеческая, звериная, тупая ненависть.
Н. Подолская».
«Преклоняемся перед мужеством и жизнелюбием этих людей – евреев! Люди, помните, это не должно повториться никогда! Большая благодарность Елене Макаровой за ее нечеловеческий труд!
Ф.Галицкая, участник ВОВ. Э. Барский».
Евгения Физдель: «Когда мы освободили Терезин...»
Евгения Адольфовна Физдель в Москве известный врач, лечит инвалидов Великой Отечественной. «Диспансерный врач ИВОВ» – именно такая табличка висит на ее кабинете в 172-й городской поликлинике. «Врач ИВОВ» – легендарный человек, ее судьба достойна книги. Вот лишь маленький фрагмент этой судьбы.
Окончив медицинский институт, в 1944 году Евгения Физдель оказалась на войне, и судьба распорядилась так, что в мае 45-го она была в частях, которые освобождали Терезин.
«Тот день, когда я впервые оказалась в Терезине, до сих пор кажется мне самым страшным в моей жизни, — рассказывает она. — И сегодня охватывает дрожь, когда вспоминаю это зрелище, хотя с того дня прошло уже 56 лет. В Терезине была еврейская интеллигенция из Германии, Италии, Франции, Австрии, самой Чехословакии... Люди буквально выползали из казарм. Истощенные. Страшные. Подростки передвигались на четвереньках, старики обхватывали колеса наших машин, целовали их... Это был ужас! Еще долгое время казалось: никогда больше не улыбнусь!
В конце войны в Терезин из окрестных лагерей свозили больных тифом, туберкулезом и другими инфекционными заболеваниями. Просто свозили и бросали. С группой врачей мы разместились в Судетских казармах. Там был сыпной тиф. На следующий день меня назначили начальником пропускника. Ситуация была трагическая и опасная: огромное количество больных, болезни протекали на фоне крайнего истощения; выйди они из лагеря, могла начаться эпидемия во всем городе. Надо было лечить этих тяжело больных, спасать.
Представляете, люди дожили до победы, но у них не было возможности вырваться из гетто: карантин! Удерживать их было очень сложно. Вы представляете себе дороги Европы после победы?.. Это потоки людей – выживших, освобожденных людей! Если бы в эти потоки влились инфицированные больные...
В те годы возглавлял эпидемиологическую службу майор Лев Иосифович Геренштейн, опытный эпидемиолог. Он и возглавил эпидемиологическую службу в Терезине. Одессит, друг моего отца, он знал меня с самого детства. Я знала его дочь – актрису театра Моссовета Наташу Ткачеву. У нас был обычный армейский госпиталь, но мы делали все, что было необходимо.
В Терезине было две крепости: в малой содержались политические заключенные, в большой было гетто. И ни одного случая заражения тифом мы не допустили. В городе заболеваний тоже не было. Ну а потом чешское правительство устроило нам торжественный прием...
И все же, когда я думаю о Терезине, чаще всего вспоминаю первый день. И глаза людей – стариков, детей, переживших такую войну и оказавшихся обреченными, когда появилась надежда на новую жизнь...».
Слушая Евгению Адольфовну, я вспоминал слова американского раввина Авраама Клаузнера, капеллана армии США, они запомнились мне на всю жизнь: «Освобожден, но не свободен – таков парадокс судьбы еврея. В концлагере он был полностью поглощен надеждой на спасение. Эта надежда и была его жизнью, за нее он готов был страдать. А когда его спасли, эта надежда улетучилась, поскольку нового источника надежды еврею не дали. Страдание продолжает быть неотъемлемой частью еврея».
М.К
«Большое спасибо. На выставке не только одни евреи. Я – русская, но мне все близко.
Т. Полякова».
«У меня погибли в войну все родные, и я с болью в сердце смотрела фильм и выставку. Дай Б-г, чтобы никогда не было этой страшной войны и люди жили в мире.
Левит».
Иосиф Абкович: «Я выжил, потому что очень хотел жить»
Путь узника фашистских лагерей Иосифа Абковича был долгим-долгим. Он начался едва ли ни с первого дня войны, прошел через Бирнау, Освенцим, Бухенвальд, Ляйтмерит... Последним пунктом оказался Терезин. Иосиф Абкович попал сюда всего за несколько дней до его освобождения.
Вот что он вспоминает.
«Мне казалось, что после Освенцима и Бухенвальда ничего страшней уже не увижу. Но в Терезине ужас был совсем другой. Люди, получившие свободу, оказались запертыми в стенах крепости: эпидемия!
Нас в Терезин гнали пешком из Ретсдорфа. Тогда молодой, я был среди немногих, кто пришел, вернее, приполз туда живым. Мне очень хотелось выжить, вернуться к родным, в Гродно. Я не допускал мысли, что их уже нет в живых, а когда вернулся, оказалось, что из 17 членов нашей семьи в живых я остался один... Что было потом? Ссылка на работы в шахты Донбасса, тюрьма в Гродно и в Минске, но, слава Б-гу, это длилось только около 2 лет.
В Терезине были одни евреи. Когда я пришел в казарму, кто мог, подошли ко мне, в общем приняли хорошо. Они спросили, почему у меня, кроме номера из пяти цифр, еще большой треугольник. Я объяснил: в Освенциме так метят евреев.
Все, кто мог хоть как-то передвигаться, каждый день подходили к окну и смотрели на улицу, чтобы не потерять надежду выйти из этих казематов. Однажды я услышал русскую речь. Стоявший за воротами сержант спросил охранника-чеха – он единственный охранял весь лагерь, – почему не выпускают людей. И даже громко скомандовал, чтобы нас немедленно выпустили. Но тот ответил: «Они – тифозные, надо лечить...»
Что было дальше, мы уже знаем из рассказа Евгении Физдель. Иосиф Абкович был одним из тех, кого эта женщина спасла. Спустя 56 лет эти люди встретились на выставке, посвященной Терезину.
М.К.
Елена Макарова: «Дело, в которое вложена любовь»
Е. Макарова, р. Купер, С.Визенталь на открытии выставки в Вене. 1999 год.
М.К. Расскажите немного о себе.
Е.М. Я родилась в Баку, а в 1961 году, когда мне было 10 лет, наша семья переехала в Москву. Здесь окончила Литературный институт имени Горького. Первая моя книга прозы вышла в «Советском писателе», мне тогда было 25. Потом выходили другие книги, четыре из них по искусству терапии «Лечение искусством». У меня есть еще одно образование: я скульптор.
М.К. Кто ваши родители?
Е.М. – Инна Лиснянская и Григорий Корин – оба поэты.
М.К. Как тема Катастрофы вошла в вашу жизнь?
Е.М. Это связано с темой «Лечение искусством». Я начала свои исследования с рисунков детей Терезина. Хотелось понять, откуда у них, попавших в лагерь еще в раннем детстве, не знавших, что такое жизнь в семье и погибших в коце концов, такое правильное, полноценное отношение к жизни. Об этом я писала в свеой книге «Рисунки детей концлагеря Терезин», она вышла в Москве в 1989 году. Тогда же я задалась вопросом, почему у советских детей, которые учились рисовать на уроках в школе, детей с благополучным детством такое неполноценное отношение к жизни? Рисунки многих нынешних детей отражают больное сознание, а у детей Терезина – наоборот. Эти исследования и привели меня к изучению истории терезинского лагеря.
М.К. Что вас заставило обратиться к рисункам именно детей концлагеря?
Е.М. 15 лет я работала с больными детьми — онкологическими, аутистами и, кроме того, со здоровыми, «среднестатистическими» детьми. Вторые меня сильно удручали. И я решила обратиться к примеру «среднестатистических» детей в концлагере. Я не хочу сказать, что они рисуют лучше или хуже. Выяснилось, что их работы очень высокого уровня. В смысле свободы. Об этом феномене я написала несколько книг.
М.К. Скажите, отклик на эту выставку, ее эффект превзошли ваши ожидания?
Е.М. Думаю, нет. Дело, в которое вложена любовь, так или иначе найдет дорогу к людям. Все это делалось с большой любовью, поэтому люди и идут.
М.К. Как вы относитесь к фильму Спилберга «Список Шиндлера»?
Е.М. Мне гораздо ближе другой фильм — Клода Ланцмана «Шоа». Я дважды его смотрела, хотя он идет 8 часов.
М.К. Мне показалось, в Израиле тема Холокоста в последние годы приобрела несколько иное звучание, чем прежде, когда считалось, что ее надо замалчивать ради душевного здоровья новых поколений.
Е.М. Вы правы. И, на мой взгляд, это произошло потому, что старые люди начали говорить. Раньше они молчали, чтобы не расстраивать своих детей, потом внуков. А сейчас, когда прошло уже достаточно много времени, они нашли в себе силы, желание и мужество говорить.
М.К. О Холокосте вы писали книги?
Е.М. Вместе с мужем и еще одним автором мы сделали книгу для Оксфорда, в которой рассказывается о западно-европейском еврействе в период с 42-го по 44-й год. Она издана на английском языке. И я получила грант, чтобы перевести ее на русский. Это будет книга, подобная «Архипелагу ГУЛАГу».
М.К. Какое впечатление на вас производит обновляющаяся еврейская жизнь в России?
Е.М. Мне кажется, это очень важно для пожилых людей. Молодым проще уехать, а пожилым нет. Очень сложно после долгой жизни в такой тяжелый век, который выпал на их долю, взять — и просто переместиться.
М.К. О ваших учителях...
Е.М. У меня был один учитель в жизни – Владимир Павлович Эфроимсон – выдающийся генетик, человек, познавший тюрьмы, ссылки и все же всегда остававшийся верным себе. После его смерти я уехала в Израиль. Сейчас работаю в центре Визенталя в Лос-Анджелесе, и однажды я встречалась с ним. Это было в 99-м году, на открытии выставки, которая у меня там проходила. Ему было 90 лет...
Симон Визенталь. К имени этого великого человека ХХ века в нашей стране относились враждебно. Прошедший 12 (!) нацистских концлагерей и чудом уцелевший, он был освобожден из лагеря Маутхаузен в мае 1945 года. Тогда при росте 180 см он весил чуть больше 40 кг. Визенталь нашел в себе силы и мужество возглавить Центр поиска нацистских преступников. В том, что многие из них были найдены, даже Адольф Эйхман, решающую роль сыграл он.
Все это не помешало «Литературной газете», органу Союза писателей СССР, 10 марта 1970 года опубликовать потрясающую по своему цинизму статью «Шпионская контора “Визенталь и Ко”». Впрочем, сегодня табу с его имени снято, и очень хочется верить, что когда-нибудь его книга «Справедливость, а не месть» будет издана в Москве на русском языке.
А вот те слова, которые произнес Симон Визенталь вскоре после освобождения из концлагеря: «Таким, как я, людям дома не нужны. Мы потеряли больше, чем дом, мы потеряли больше, чем семью, – мы потеряли веру в человечество, в дружбу, в справедливость. А без всего этого я не могу начинать сначала».
Но Визенталь начал сначала. Значит, человеческая дружба и справедливость в этом мире живы. А значит, жива Память. И свидетельство тому выставка, с успехом прошедшая в МЕОЦ.
М.К
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru