[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ МАЙ 2001 ИЯР 5761 — 5 (109)

 

Анатолий Козак

Разрешите рассказать небольшой сюжетец. Время действия – ХIХ век. Место действия – Орловская губерния.

Некий помещик, человек темпераментный и вспыльчивый, взбалмошный, проезжает верхом на лошади по деревне соседа. Вдруг слышит шум у кабака. Направляется туда и видит: толпа разъяренных мужиков творит самосуд над каким-то жалким бродягой. Помещик нагайкой разгоняет мужиков. За какие грехи они собрались порешить несчастного? Неизвестно, но уверяют, что все равно его для расправы найдут.

Через несколько дней спасенный от смерти бродяга вдруг является к помещику на великолепном скакуне-донце. Оказывается, это спасителю подарок. Помещик смущен, но в конце концов лошадь берет. Спустя время скакуна похищают. Помещик вначале подозревает в краже самого дарителя, но затем вместе с ним отправляется на поиски донца. Следы бродяги теряются... Больше о нем неизвестно ничего.

Таков сюжет небольшого рассказа, написанного в 70-е годы позапрошлого века писателем, являющимся гордостью русской литературы, классиком, чьи произведения изучают школьники России вот уже полтора столетия.

Правда, рассказ этот не считается шедевром в творчестве упомянутого писателя, но, надо сказать, в свое время он был хорошо встречен критикой, публиковался в Германии и Франции.

Я заинтересовался именно этим рассказом не случайно. Один из его героев – некий Мошель Лейба. Да, тот самый еврей, которого хотели убить мужики. За что? Автор не объясняет. Только какая-то древняя старуха, стоящая у своей избы, лениво и убийственно равнодушно сообщает помещику: «А не знаю, батюшка. Стало, за дело. Да и как не бить? Ведь он, батюшка, Христа распял».

Спасенный Лейба, поднявшись с земли, лепечет:

– Да ей зе Б-гу, не могу сказать! Тут вот у них скотинка помирать стала... так они и подозревают... а я зе...

Странная дикция, не правда ли? А вот еще любопытные детали.

Как мы знаем, Лейба приехал к помещику на лошади. Автор описывает это так: «Чертопханов (помещик. – А.К.) не только не ответил на его привет, а даже рассердился; так весь и вспыхнул вдруг: паршивый жид смеет сидеть на такой прекрасной лошади... какое неприличие!

– Эй ты, эфиопская рожа! – закричал он, – Сейчас слезай, если не хочешь, чтобы тебя стащили в грязь!

Жид немедленно повиновался, свалился мешком с седла и, придерживая одной рукой повод, улыбаясь и кланяясь, подвинулся к Чертопханову.

– Васе благородие, извольте посмотреть, какой конек? – промолвил жид, не переставая кланяться.

– Н... да... лошадь добрая. Ты откуда ее достал? Украл, должно быть?

– Как зе мозно, васе благородие! Я цестный зид, я не украл, а для васего благородия достал, точно! И уз старался я, старался...

И опять эта странная дикция Мошеля Лейбы!.. Автор рассказа не объясняет причину такого дефекта речи (врожденный, зубы выбили, прикусил язык?..). Поэтому не трудно догадаться: такова «речевая характеристика», позволяющая писателю индивидуализировать персонаж.

В данном случае автор посчитал, что еврей, в отличие от окружающих его русских, должен шепелявить. Почему? Разве русский, украинец, француз, немец не может иметь такой дефект? Или у евреев он бывает чаще? Если же еврей в те времена действительно плохо знал русский язык, то это выражалось иначе: могли быть неудачно подобраны слова, неправильно построена фраза... Представьте себе иностранца, едва говорящего по-русски. Он будет делать паузы, мучительно вспоминать слова, тянуть междометия, но никак не «зюкать» и «сюкать»!

В конце концов, почему классик не прибег к традиционному способу изображения «еврейской картавости»?..

Как бы то ни было, но меня, признаться, эти речевые эксперименты покоробили, словно я встретил на улице примитивнейшего антисемита, пытающегося подхихикнуть по поводу идущего мимо «еврейчика».

В этой связи вспомнился случай из собственной литературной практики.

Отдал я как-то знакомой на перепечатку рукопись одной своей повести. Был в этой повести заикающийся персонаж. Получив напечатанное, я стал просматривать текст и пришел в ужас: целая страница была исписана чем-то вроде «жу-жу, чу-чу, ша-ша, тю-тю,

з-з-з-з-з-з, ж-ж-ж-ж-ж...»...

Как выяснилось, сынишка этой дамы, пока она была на работе, решил маме помочь. Он «залез» в компьютер и стал допечатывать повесть.

На мой вопрос, зачем он замусорил целую страницу странными звуками, мальчик искренне изумился:

– Но у вас же написано, что этот дядя заикается! Вот и надо показать, как он это делает.

Попытки изобразить болезненно заикающимся или шепелявящим еврея, чтобы этим несимпатично выделить его из всех, по-моему, вовсе неприглядно. А главное, это уже не наивность.

Ладно, мелочи. Намного важней другое. Посмотрите, как встречает «жидка» помещик! Еврей «посмел» оседлать породистую русскую лошадь!

Какое НЕПРИЛИЧИЕ!

Еврей в конце концов уговаривает принять дорогой подарок, да еще за бесценок, в долг. И все равно самолюбие помещика уязвлено:

«Чертопханов все не мог решиться поднять глаза. Никогда в нем так сильно не страдала гордость... И обнял бы он этого жида, и побил бы его...

– Васе благородие, – начал жид, приободрившись, – надо бы, по русскому обычаю... из полы в полу...

– Вот еще что вздумал? Еврей, а русские обычаи!..»

Полагаю, этих цитат достаточно. Какие качества олицетворяют герои? Один – чванство, высокомерное презрение к нерусскому, другой – подобострастие и униженность, постоянный страх...

А давайте представим себе другую картину. Мошель Лейба сидит не на коне, а в дорогом иноземном самокате, да еще с охраной в дюжину добрых молодцев. Он в отличном костюме, а не в рваном кафтане и вовсе не жалкий бродяга, которого совершенно безнаказанно может пнуть любой, а руководитель департамента. Или банкир. Или предприниматель, прославленный артист, выдающийся ученый. Или еще пуще – генерал, да весь в орденах! Подумать только, Мошка – генерал!..

Поверил бы в такое Чертопханов? Протер бы глаза, да сплюнул: ну и почудится же такая ерунда! Мошель – банкир, Лейба – артист... Расскажи ему кто-нибудь такое, он покрутил бы пальцем у виска!

Правда, когда у Чертопханова – проблемы, он бросается за помощью к тому же Мошелю:

– Лейба, ты хоть и еврей, и вера твоя поганая, а душа у тебя лучше иной христианской! Сжалься ты надо мной! Одному мне ехать незачем, один я этого дела не обломаю. Я горячка, а ты голова, золотая голова! Племя ваше уж такое: без науки всё постигло!

Здесь хочется поаплодировать автору рассказа: как мастерски он уравновесил психологический рисунок, как точно сбалансировал! Пора, наконец, открыть и его имя: Иван Сергеевич Тургенев. Рассказ же, заставивший нас поразмышлять, вошел в его знаменитые «Записки охотника».

 Хочу быть правильно понятым. Размышляя над одним из произведений выдающегося реалиста, мастера психологического анализа, чье творчество оказало существенное влияние на развитие русской и мировой литературы, я отнюдь не ставил перед собой задачу «выводить его на чистую воду» или критиковать. А обратился к истории Чертопханова и Мошеля Лейбы лишь потому, что увидел в ней – как в зеркале – важнейшее для себя обстоятельство: КАК ОТНОСИЛИСЬ В РОССИИ К ЕВРЕЮ, какова была его судьба в стране, куда силой исторических обстоятельств был заброшен маленький и совершенно беззащитный народ.

Конечно же, Тургенева эта тема не волновала. Просто как художник он постарался нарисовать портреты своих героев ярче, правдоподобнее. И надо признать, это ему удалось... Но разве мог предположить уважаемый Иван Сергеевич, что оставляет нам подлинный документ своей эпохи, красноречивый, предельно точный, свидетельствующий не менее сухих архивных материалов...

Читаю-перечитываю новеллу Тургенева и думаю: стоит ли удивляться сегодня вспышкам антисемитизма, если еще не так давно (сотня лет для истории – миг) еврея в России просто не считали человеком? Да, эпоха, в которой жили герои Тургенева, осталась далеко позади, пришли иные времена. Но разве перевелись Чертопхановы?

Включает такой тип сегодня телевизор и с негодованием видит: вроде тот же Мошель Лейба, но уже не в драном кафтане и не на коне, а в удобном кресле. И не кланяется, не суетится униженно, а напротив. Еще и позволяет себе высмеивать российскую жизнь! И нельзя теперь этому Лейбе крикнуть: «Эй, эфиопская рожа, слезай, пока тебя не выкинули!», – приходится выслушивать «поганого жидка»...

Как можно стерпеть подобное НЕПРИЛИЧИЕ!

Да, Лейба с тех далеких времен здорово изменился. А вот Чертопханов – нисколечко! И хочется ему верить, что все еще вернется назад...

Нет, он не хочет, чтоб Мошку убивали, раз он уже сюда затесался. «Жид» еще может пригодиться: коня подарить, в деле подсобить. Но пусть знает свое место, презренный... Спасай таких, а они уже лезут со своим «из полы в полу»!..

Тургенев назвал рассказ «Конец Чертопханова». Не хотелось бы, да придется Ивану Сергеевичу возразить. Увы, Чертопханов все не кончается...

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru