[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2001 ТЕВЕС 5761 — 1 (105)

«Литваки» и «одесситы»

Анатолий Козак

Взяться за перо меня заставила история, случившаяся прошлым летом, когда неожиданно арестовали Владимира Гусинского. Шла телепередача, в которой обсуждалось это происшествие, и какая-то зрительница, позвонив в студию, высказалась с жаром: «Вот нам, русским, надо поучиться у евреев! Какие они все дружные! Как защищают своего Гусинского! Были б мы такими, Россия давно бы стала богатой и процветающей».

Признаться, мне очень хотелось ответить этой даме: «О какой еврейской дружбе и взаимовыручке вы говорите? Откуда этот миф?» Мой жизненный опыт показывает, что в отличие от других народов евреи никогда не проявляли по отношению друг к другу какой-то уникальной преданности, желания во что бы то ни стало помочь: дружбой ли, советом, деньгами, снимая с себя последнюю рубаху ради того, кого зовут Абрам или Мойшеле.

Более того, получалось как раз наоборот: если моим командиром в армии был еврей, то мне, еврею, он не потакал, не покрывал мои проступки, напротив, был особенно строг и взыскателен, стремясь подчеркнуть свое полное безразличие к нашему с ним еврейству. То же самое и в институте: еврей-преподаватель ставил мне тройки и двойки чаще, чем другим, всячески стремясь показать, что как еврей я никакими поблажками с его стороны пользоваться не смею, и в этом его никто не заподозрит. Не иудофильствовали и начальники-евреи на работе. И так, как любят у нас говорить, «всю дорогу».

Откуда же взялся в России миф о еврейском братстве? Может, он вызван тем, что издавна существовали благотворительные и религиозные организации, помогавшие бедным евреям? Скорее всего. Но ведь вспомоществование ничего общего не имеет с личными отношениями.

Когда русские, белорусы, украинцы с завистью говорят о «еврейской спайке», мне всегда хочется спросить: А когда у сербов беды, разве Россия остается равнодушной? Не спешат ли туда добровольцы, чтобы жизнью рисковать ради братьев-славян? Разве не пришли когда-то русские на выручку болгарам? Кто не знает героев Шипки?

Раз уж мы затронули эту тему, хочется поразмышлять: так ли уж были монолитны евреи, населявшие имперские просторы?

Часто для христианина или мусульманина иудеи на одно лицо, если не внешне, то по сути определенно. По их мнению, один и тот же характер присущ еврею Вильнюса, и Одессы, Лодзи и Винницы, Риги, Ставрополя или Мелитополя. Но ведь это далеко не так! Разве русский, уроженец Питера, не отличается от собрата с Дона? Вологодский крестьянин от краснодарского виноградаря? У них и диалекты разные, и образ жизни, и характеры.

Почему же евреи, которые были веками разбросаны по гигантским просторам Российской империи от Польши до Дальнего Востока, от Прибалтики до Черноморья, должны быть похожи друг на друга?

Возьмем, к примеру, «литваков» и «одесситов». Начнем с последних, знакомых мне с раннего детства, ибо, как говаривал Леонид Утесов, я человек, которому выпало счастье родиться в Одессе. Сразу же вижу кислую гримасу еврея из Минска или Ковеля: «Подумаешь, счастье! Одессит? Жулик, мошенник, аферист, личность мало почтенная». А теперь спросите у одесситов об их собратьях из Белоруссии и Прибалтики. В ответ вы услышите примерно такое:

– Ида, ты слышишь? Шо ж тут непонятного? Это же литваки! Бр-р-р, как я их недолюбливаю!

– Ах, Соня, это которые из Риги и Пинска? Слышала бы ты, как они говорят: вместо гурнышт – горништ, вместо момэ – мамэ, вместо тотэ – татэ... Ну о чем тут говорить?

– А что они дали миру, – вмешивается Моня, – ни одного артиста, ни одного музыканта, ни одного писателя!

Бедные в своем невежестве Ида, Соня и Моня даже не подозревают, что «литваки» говорят на идише правильнее, чем одесситы, и именно этот идиш является литературным для европейских евреев. Кроме того, послушали бы вы, как одесситы говорят по-русски! Миска у них «мыска», кастрюля – «каструля», баклажаны – «сини», помидор – «помидора», сердце – «сэрцэ», ну и т.д.: «шынэль», «зэркало», «тэма»...

Что же касается «великих одесситов», то, действительно, музыкантами и писателями Одесса может гордиться, но в то же время Шагал, Сутин, Антокольский, Михоэлс, Левитан и многие другие никогда одесситами не были.

Чем еще гордились одесситы? Конечно, «одесским» юмором: Ильф, Бабель, Жванецкий, Карцев, – всех не перечесть. Но в то же время блистательный Райкин – рижанин.

Пришлось мне как-то познакомиться с одной еврейской парой, живущей пять лет в Дюссельдорфе.

– Наши евреи ведут себя в Германии по-разному, – рассказывали они, – но уж эти одесситы... Как за них стыдно!

А на днях мне позвонил из Мюнхена бывший товарищ.

– Ох, – простонал он, – устал я здесь от местечковых евреев. Только бы им покушать! Скоро всю траву поедят вокруг общежития! А вот одесситам можно позавидовать. Веселые, не унывают, помогают друг дружке. Я бывал в их компании – молодцы!

Ну как тут разобраться?

Кстати, о «местечковых».

Этих недолюбливали все. «Местечковый» стало нарицательным: значит, малокультурный, безвкусный, жалкий, неопрятный, словом, позорящий весь народ. Из-за этого каждый еврей больше всего страшился признаться, что его корни в местечке. То ли дело в Москве или Ленинграде, только не в какой-нибудь Деражне, Шепетовке или Крыжополе!..

Положа руку на сердце, давайте все же признаем: не в больших городах, а именно в местечках люди жили патриархальной жизнью, были более религиозны, совестливы, честны... Знаменитые Соньки-Золотые ручки и Мишки-Япончики не из Касриловки, а из больших городов. Вспомните героев Шолом-Алейхема: как красивы, нравственно чисты его герои, уроженцы маленьких городков и местечек! Вспоминается рассказ одного старого еврея о том, как на большом местечковом базаре у торговца выпали и разлетелись по ветру большие деньги. Весь базар собирал купюры, и вскоре потрясенному еврею вернули все до последнего рубля...

– Попробовали бы вы, – заключил свой рассказ старик, – уронить деньги на одесском Привозе или на киевской Бессарабке!..

Так что словечко «местечковый» давно пора реабилитировать. Но вот беда: давным-давно не существует, ушел в небытие милый сердцу Шолом-Алейхема «штетл» – стерт с лица земли в годы гитлеровской оккупации или и так обезлюдел. А словечко живо по сей день...

Но ведь и русские частенько стыдятся, что родились не в большом городе, а в «медвежьем углу», и еще теперь неотесанный, грубый получит кличку «деревенщина». Питерцы про мужлана скажут «скобарь».

Однажды на московском рынке я разговорился с азербайджанцем. Оказалось, бывший учитель, теперь вынужденный торговать овощами.

– Я коренной бакинец, – гордо поведал он, – а вот эти... – и кивнул на кучку соплеменников, – думаете, это азербайджанцы? Иранцы! Посмотрите, как они себя ведут, только позорят наш народ.

Так что не только евреи делят своих на «чистых» и «нечистых».

Разве даже в Израиле все гладко между сабрами и олим, между европейскими евреями и сирийскими, йеменскими, между религиозными и атеистами и так далее?

Точно так же, как стеснялись выдавать свое «неблагополучное» местечковое происхождение, стеснялись люди и имен. Своим библейским придавали русское «благозвучие»: Хаим становился Ефимом, Роня – Раисой, Циля – Цецилией, Фроим – и вовсе Федей. А была бы возможность поменять фамилии, добрая половина российских евреев состояла б из Ивановых, Петровых и т.п. Увы, это делалось не от хорошей жизни.

«Эхо» слышится еще и сегодня. Недавно познакомили меня с неким Семеном Александровичем. Фамилия у него еврейская на все сто.

– Эх, – крякнул он с досадой, – где только люди достают такие имена? Вы действительно Анатолий? И Федорович?

Я утвердительно кивнул.

– Везет же людям, – вздохнул он.

А вскоре раскрылась маленькая его «мимикрия». От рождения, оказывается, он Соломон. Возможно, и отчество не Александрович. Что поделать: застарелый страх!

– А как же вы в паспорте, – не унимался он, – неужели тоже Анатолий?

Так и горюет этот еврей всю жизнь, привирая и то, что родом из Одессы, хотя сам из Богодухова.

По моим наблюдениям особой заносчивостью и высокомерием отличались евреи, родившиеся в Москве. Предки их, как правило, вели свое начало из Галиции и Подолии. Это были люди, вынужденные покинуть свои местечки в годы первой мировой войны – царское правительство выселяло их со старой «песней»: мол, «иудеи» станут содействовать неприятелю. Так пополнились, расцвели и еврейские общины Перми, Саратова, Симбирска, Казани, Самары и Пензы. Поговорите с евреями-уроженцами этих мест. Вы подивитесь их русскому, которым они так щеголяют.

После Октября, как известно, Москву стали «осваивать» евреи большей частью из саратовцев, симбирцев, пермяков. Неудивительно, что их дети, родившиеся уже в столице, приобрели тот самый «русский» лоск. Странные это были люди. Все еврейское им было чуждо, без конца твердили, что выросли на русской культуре, своих дедушек и бабушек, еще молившихся в синагоге, презирали, издеваясь над их библейскими именами, стеснялись их, приводя в дом русских друзей, перевирали свои имена, называясь Колей, Сережей, Андреем, Мариной, Аленой. То, что когда-то несчастные родители записали их в метриках Иосифами, Менделями, Абрамами, Лиями, было причиной тяжелых домашних скандалов и ссор.

Впрочем, надо признать, по-русски говорили они блестяще. Даже лучше иных русских коренных. Их язык до сих пор вызывает у меня досадную зависть. Я покинул Одессу в пятнадцать лет и всю жизнь провел в России, но до них мне все же далеко.

Эти московские грамотеи с особым презрением относились к украинским и молдавским евреям. Порой я даже чувствовал их ненависть. Но вот что любопытно: «аристократы», владеющие иной раз не одним иностранным языком, они порой не знали ни одного еврейского слова! Именно в этой среде встречал я так называемых «ненавидящих себя евреев», о которых пишет в своем труде «Еврейский мир» раввин Йосеф Телушкин. Эти люди могли, и не без интереса, посещать церкви, но при слове «синагога» лицо их искажала гримаса отвращения: они крестились, принципиально вступали в смешанные браки (только б не жениться на паршивой еврейке!), радовались, заводя уже нееврейских детей...

Помню, как в юности меня потрясла ярость, звучавшая в знаменитом стихотворении моего земляка, блистательного поэта Эдуарда Багрицкого «Происхождение». С поразительной поэтической силой он обрушивался на все еврейское, окружавшее его с младенчества. Особенно запомнились строки, где автор с нескрываемым отвращением описывает еврейскую девушку:

– Любовь?

Но съедены вшами косы;

Ключица, выпирающая косо;

Прыщи; обмазанный селедкой рот

Да шеи лошадиный поворот.

Каждый раз, когда я натыкаюсь на эти строки талантливого поэта (тут ничего не скажешь!), возмущение растет в душе: как можно так беспощадно и несправедливо писать о какой бы то ни было женщине?

Чтобы поскорей успокоиться, я стараюсь тут же вспомнить Александра Куприна, с не меньшей поэтической силой воспевшего прекрасную Суламифь – тоже еврейку, легендарную возлюбленную царя Соломона.

У русского Куприна еврейка – неземное существо, у еврея Багрицкого – гадкое и грязное.

– Родители?

Но в сумраке старея,

Горбаты, узловаты и дики,

В меня кидают ржавые евреи

Обросшие щетиной кулаки.

Как надо было чураться своего происхождения, чтобы еврею так писать о родителях!

Но вот интересный поворот. Как только появилась возможность эмигрировать, сколькие сорвали с груди крестики и стали лихорадочно искать старые метрики, чтобы любыми путями доказать свое еврейство. Теперь они были согласны на самое «жидовское» имя, на самую «позорную» фамилию.

Между прочим, в Израиль такие, с позволения сказать, евреи не едут, объясняя это так:

– Да это же Восток, а мы европейцы! Там одно «местечко» сидит, и вообще – это Жмеринка в увеличенном виде!

Кем же они становятся в эмиграции? В Германии тщатся стать немцами, в Канаде, в Штатах они вообще неизвестно кто, но опять же никак не канадцы и не американцы. Как это грустно, на какие невеселые размышления наводит!

А вот были еще «польские» евреи. Их в Одессе почему-то с не меньшей неприязнью объединяли с «литваками». «А пойлишер аид», – говорила моя бабушка неодобрительно.

Подобно уроженцам Двинска, Саласпилса или Монастырщины они являли полную противоположность черноглазым брюнетам-одесситам, любителям хорошо поесть, поухаживать за хорошенькой женщиной, пошуметь, повеселиться, рассказать забавный анекдот или спеть оперную арию в очереди за селедкой в гастрономе. «Литваки» и «польские» чаще всего были сероглазыми, тощими, угрюмыми молчунами, не знающими вкуса хорошей еды, сухими и малоприветливыми. Считалось, что литваки – отличные инженеры, врачи, экономисты.

Признаюсь, в течение многих лет именно такое представление о «литваках» и польских евреях казалось мне во многом правдоподобным. Во всяком случае эмигранты из Кракова, Белостока и Познани, появившиеся в СССР в начале второй мировой войны оказались именно таковы – они действительно были замкнуты, молчаливы, малоприветливы, с русскими евреями общались неохотно, держась особняком. Думаю, они вели себя так не в силу какого-то особого характера, просто судьба польских евреев была особенно трагична, достаточно вспомнить Варшавское гетто, Майданек, Треблинку и Освенцим. Они не задержались в СССР. Как только после войны появилась возможность вернуться в Польшу, они сразу же потянулись туда. А оттуда почти все перебрались в Израиль.

Вспоминается и нечто забавное. Среди «польских» было много портных. Они сразу стали пользоваться у наших модниц бешеным успехом. Шить у такого портного считалось особым шиком. На самом деле эти ремесленники никакими особыми талантами не обладали, но от заказчиков не было отбоя. Важно было, чтобы такой «западник» говорил по-русски как можно хуже. Именно этим измерялась доля его «мастерства».

Помню, и меня свели с таким портным.

– Я вшиско занят, – сказал он, – но я дам вам такого майстера, что вы будете довольствованы, пан.

Рекомендованный мне «майстер» говорил по-русски еще хуже, а костюм, помню, сшил неважнецкий.

Были еще в России горские, грузинские и бухарские евреи.

С жителями высокогорных аулов приходилось встречаться крайне мало. Они вообще существовали вне нашей одесской, московской, рижской тусовки. Полагаю, что размышления о литваках и одесситах им также малоинтересны, как выяснение, скажем, преимуществ шотландского языка по сравнению с языком жителей княжества Уэльс. Однако хорошо известно, что кровь у горских евреев особенно горяча. И если, скажем, кишиневские в споре могли употребить только два-три крепких выражения, то наши кавказские соплеменники чуть что хватались за кинжалы, традиционно висевшие у пояса...

В институте учился когда-то со мной некто Якубов – смуглый брюнет с маслиновыми глазами, почти не снимавший тюбетейку. Приехал он учиться в Москву из Чимкента. Долгое время я считал Толю узбеком, пока не выяснилось, что он «бухарский» еврей. Он ни слова не знал на идише, однако был истинно религиозен, яростно восставал против царившего в те годы в СССР антисемитизма.

Иногда, вспоминая Якубова, я спрашиваю себя, как могло так случиться, что евреи в Центральной Азии стали похожими на узбеков? Здесь следует коснуться теории детерминизма, которую проповедовал когда-то французский философ Ипполит Тэн, доказывавший, что природные условия, в которых существует тот или иной народ, определяют не только его характер, но и внешний вид. Однако это тема другого разговора.

Что же касается кавказских евреев, то помню два эпизода. Один грузинский режиссер на мой вопрос, как живется у него на родине евреям, ответил: «Хорошо. Они у нас знают свое место». Второй случай был не менее показателен. Мой сокурсник армянин, парень интеллигентный и воспитанный, неожиданно в пылу какого-то спора не сдержался и прошипел мне в лицо: «У-у, еврей!» Помню рассказы о том, что в Ереване вообще всколыхнулась волна антисемитизма: оказалось, у тогдашнего президента Петросяна жена еврейка. Вот вам и распространенные мифы о терпимости к евреям в Грузии и Армении!

Все, о чем я рассказываю, дело прошлое. Сегодня времена другие и евреи уже не те. Их просто становится все меньше и меньше. Когда-то в послевоенное время буквально на каждом шагу в Москве вы сталкивались с евреями в магазине, в метро, в трамвае, в коммунальной квартире. Но попробуйте увидеть еврея в столице сегодня. Конечно, мелькают еще кое-где физиономии, чем-то напоминающие еврейские... А «патриоты» по-прежнему уверены, что от «сионистов» в России не продохнешь.

Но вот замечательный феномен: чем меньше стали еврейские общины на просторах новой России, лишившиеся за последние 10-15 лет в связи с бурной эмиграцией сотен тысяч человек, тем дружнее, сплоченнее стали евреи Омска и Пскова, Смоленска и Астрахани. Нынешней еврейской молодежи почти неведомы такие словечки как «литвак», «одесский еврейчик», «польский», «бессарабский», «наш» или «не наш».

Что же касается переселившихся в Израиль, то хочется верить, что с годами их дети и внуки образуют единую нацию, монолитную, дружную – народ, о котором смело можно будет сказать: «Да, они готовы поддержать друг друга в самых трудных ситуациях, отдавая последнюю рубаху человеку только потому, что его зовут Абрам или Мойшеле».

Так хочется в это верить...

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru