[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ АВГУСТ 2000 АВ 5760 — 8 (100)

ВОСПОМИНАНИЯ РЕБЕ РАЯЦА

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Ведение дневника

Приобрети друга

14 Ава 5651 года отец посоветовал мне записывать рассказы, которые я слышу.

В тот период отец время от времени изучал со мной какой-нибудь предмет – комментарии Рамбана к Торе, Хумаш с комментариями Ибн Эзры, Мишну, Танию и т.д. Учил он со мной и Зогар Адмони и Яфе эйнаим из «Врат тфилин» в сидуре. Чем определялся выбор предмета, я не знал.

Моим учителем тогда был реб Нисан, зять реб Лейба-меламеда из хасидов Митлер Ребе.

Когда отец учил со мной Мишну «Создай себе учителя и приобрети себе друга», он сказал:

– Знатоки традиции говорят, что истинное достоинство «Сделай себе учителя» заключается в «Приобрети себе товарища». Так сказал Алтер Ребе своему 8-летнему внуку Цемаху Цедеку, начавшему писать толкования в открытой Торе и хасидизме. В 9 лет мальчик уже писал комментарии к толкованиям, которые слышал от деда. Отец отметил, что письмо для Цемаха Цедека в то время было уже обычным делом, он писал уже как опытный, привычный к письму человек.

Однажды от имени Алтер Ребе было сказано: «Приобрети перо (игра слов «кне» – приобрети и «коне» – перо) – себе друга». Отец объяснил, что имеется в виду «перо сердца», то, что учим – этим надо жить.

Мясник реб Довид

Следуя указаниям отца, я все свои деньги, полученные  как вознаграждение за изучение Мишны наизусть, около 30 рублей, пускал на гмилус хасодим – добрые дела в маленьких суммах, от трех до пяти рублей, для рыночных торговцев и ходивших по деревням, торгующих соломой и льном, птицей, яйцами, луком и т.д. людей.

По совету реб Нисана я завел книги учета, и вечером в базарный день, а также после него у меня были рабочие дни по распределению и получению сумм от добрых дел.

Среди берущих и возвращающих «гмах» (гмилус хасодим) был у меня один постоянный клиент реб Довид-мясник. Реб Довид был уже пятидесятилетним, отягощенным семьей в восемь душ, «ужасным» бедняком, который кормился только трудом своих рук. Никакую работу он не отвергал ни летом, когда нещадно палит солнце, ни зимой в снежную пургу, ни в период дождей, только бы добыть какую-нибудь копейку, никогда не жаловался на свою злую долю и бедность.

Реб Довид был человеком простым, если даже в детстве он и ходил в хедер, то уже забыл все, что там учил. Кроме молитв, в том числе на праздники и в дни Трепета, псалмов, Агоды, Пиркей Овейс он ничего не знал. Но был он человеком простым и прямым, каждый день, кроме дней, когда находился в деревне, являлся одним из первых десяти чтецов теилим и молящихся в раннем миньяне.

Я любил подгадать в канун Субботы и праздников, когда реб Довид шел из бани домой, лицо его пылает, край белой сорочки проступает наружу и четверо детей крутятся вокруг него и побегут за ним, а через час он степенно идет в большой бейс а-мидраш молиться.

Мои родители уехали на какое-то время, и я жил в доме бабушки ребецн Ривки, а хедер, где я учился, помещался в доме реб Йешайогу Кастинера, благословенной памяти, на  Шиловой улице.

В полиции Любавича служили пристав, урядник, три десятника, в базарные дни приходили еще пятеро следить за порядком.

Навет и тюрьма

В один из дней месяца Ав 5651 года в базарный день я шел в два часа дня с другом Шимоном, сыном реб Шмуэля-писца из хедера, обедать. Рынок был полон крестьян, повозок с лошадьми, их было много даже на Шиловой улице и других улицах, прилегающих к рынку.

По дороге нам встретился реб Довид, который нес на плечах теленка, в руках перед ним внесли ягненка и корзинку с курицами. Его черное, как у негра, лицо озарилось белозубой улыбкой.

– Я надеюсь, что хорошо заработаю, – крикнул он нам.

Он еще что-то говорил, но неожиданно к нему приблизился помощник начальника полиции и ударил его по лицу, так что у того из носа полилась кровь.

– Пьяница, подлец, – не выдержал я и с силой толкнул его в грудь.

Он бросился на меня и стал обвинять в том, что я порвал на нем знак отличия, пришитый на груди, напал на него при исполнении им служебных обязанностей и приказал отвести меня в полицейский участок. Тут же пьяный деревенский мужик схватил меня своей грубой рукой за лацканы одежды и за шею, потащил через шумный рынок, запруженный людьми, повозками, лошадьми и другими животными. Никто не обратил на меня внимания.

По рыночной площади и улице Хохловке мы дошли до полицейского участка, где я был передан в руки околоточного. Выслушав сообщение о причине моего задержания, околоточный с выражением гнева и презрения на своем лице наградил меня пощечиной, ухватил за мочку уха и потащил к одной из камер, бросил в нее и запер дверь.

Повторение мишны наизусть

Охваченный страхом, голодный, я оказался один в темной камере. В моей голове пронеслась мысль о том, что я, как и отцы святых отцов моих, сижу в тюрьме! Если так случилось, я понял, что должен заниматься Торой. Прежде всего я стал повторять наизусть два раздела Мишны – «Зроим» и «Моэд».

Вдруг я услышал протяжный стон и постарался мысленно сосредоточиться на словах Мишны, которую повторял наизусть, отдалившись от угла, откуда доносился стон.

До сих пор помню ужас, пережитый мной тогда. Сидя в темноте и не имея представления о времени, я решил помолиться Минху, произнес ктойрес и «Ашрей». Достигнув «Шмоне-Эсре», засомневался, по какому нусаху, варианту молитвы, молиться. Молитву «Анейну», поскольку я попал в беду, с молитвой «Ал хет» – большую часть ее я знал наизусть – в качестве тшувы или нет? Пока я думаю, мне в голову приходит мысль, что не нужно произносить ни «Анейну», ни «Ал хет», ни даже покаянную молитву «Таханун», так как в этот день Всевышний, благословенно имя Его, удостоил меня попасть в тюрьму за то, что я вступился за еврея, и в связи с этим у меня должен быть праздник. С чувством радости я помолился Шмоне-Эсре, искренне, насколько хватило моих знаний.

После Минхи я повторял Мишну из раздела «Зроим» и снова услышал стон и какую-то возню, похожую на борьбу. У меня от страха коленки застучали одна о другую. В тот же момент я вспомнил, что мой друг Шимон показывал мне коробку со спичками, которую купил для брата Лейба, и коробка эта осталась у меня. Я зажег спичку и увидел, что в углу камеры лежит теленок со связанными ногами и замотанным ртом.

Освобождение

Я повторил раздел «Зроим» и принялся за «Моэд», не успел его закончить, как услышал звуки приближающихся к камере шагов. Открылась дверь, передо мной предстал мой мучитель.

– Прости меня, – обратился он ко мне, – я не знал, что ты племянник Разо, – в городе все так, кратко, называли дядю Залмана-Арона. Только что пришел начальник и приказал освободить тебя, умоляю, не рассказывай, что я бил тебя, тащил за ухо. Я сделал это не из ненависти к тебе, а по привычке, все-таки крови из носа не было и зубы целы.

В помещении начальника я застал избитого реб Довида, полицейского, который его избил, и свидетелей – извозчика реб Шоуля и кузнеца реб Йоэля.

Урядник утверждал, что теленок, отнятый у реб Довида, украден у мясника Меира, который купил животное у брата этого самого урядника, так что он, урядник, занес руку на вора. Мальчишка же, он показывает на меня, публично позорил его и порвал у него знаки отличия. Свидетели утверждают, что теленок, которого нес реб Довид, он на самом деле купил.

Пока шло разбирательство, пришел реб Мордехай Зильберборд, служащий дяди Залмана-Арона, с запиской для начальника, тот прочитал ее и сказал господину Зильберборду, что он может забрать меня, так как я свободен от всякого наказания.

Суд справедливости

У полицейского участка меня уже ждали все мои товарищи, и я отказался ехать в повозке, присланной за мной дядей. По дороге я рассказал друзьям обо всем, что со мной случилось.

Услышав мой рассказ о теленке, реб Мордехай Зильберборд тут же отправился к мяснику Меиру, чтобы сообщить ему об этом. В полицейском участке, где начальник разбирал дело реб Довида, выяснилось, что в камере находится теленок со связанными ногами и замотанным ртом. Именно этого теленка реб Меир купил у брата полицейского, избивавшего реб Довида. Расследование показало, что братья украли животное у реб Меира.

Около недели просидел полицейский в тюрьме, за ним обнаружились и другие грязные делишки, его судили и, разумеется, уволили из полиции.

Между прочим, от товарищей я узнал, что начальника полиции, пока я находился в камере в течение пяти часов искали и нашли в компании господина Азмидова в доме доктора Ермакова, где они играли в карты.

Превосходство человека над животным

Дядя Залман-Арон рассказал отцу, вернувшемуся из поездки, подробности дела «черного зубастого Довида», о моей роли в этом деле, о том, что благодаря мне был оправдан реб Довид и возвращен теленок к реб Меиру.

Отец похвалил меня:

– Ты поступил правильно, защищая праведного еврея, и если из-за этого тебе пришлось несколько часов потерпеть, – что из этого? А еще у тебя была возможность убедиться, как хорошо, что ты знаешь наизусть Мишну. Если бы не это, то в чем твое превосходство над теленком, как и ты сидевшего в тюрьме? Будучи знатоком Мишны, ты смог провести время в камере в молитве и в Торе. В этом и заключается превосходство человека над животным.

Слова отца запали в мое сердце и мозг: уважать и почитать каждого еврея, богат он или беден, защищать его честь, даже если это связано для тебя с опасностью, готовить «пищу в дорогу наизусть», чтобы не пропало время от изучения Торы в случае возникновения непредвиденных обстоятельств.

Отец вручил мне десять рублей на увеличение средств для «гмаха».

Совет реб Нисана

Как-то я пожаловался меламеду реб Нисану, что забываю некоторые из услышанных рассказов. Учитель порекомендовал мне все записывать, включая имя рассказчика и дату, когда происходила встреча с ним.

С тех пор я стал использовать все свободное от учебы время для таких записей. Правда, мой почерк тогда было трудно разбирать даже мне самому.

Таким образом, благодаря реб Нисану у меня было записано большое количество рассказов и событий, на которые я удостоился получить объяснения и комментарии, хотя для этого потребовалось достаточно много времени.

Навыки письма я заимствовал у реб Эрцеля Блюменталя, которого в Любавиче называли «Эрцель дер шрайбер» («шрайбер» – писатель) В нашем «дворе» этот писатель руководил взаимоотношениями с урядником местечка и с представителями полиции по округу, которые жаловали нас своим посещением.

Эрцель Блюменталь был воспитанником школы в Любавиче, организованной царским правительством при Николае I.

Тетрадь реб Нисана

Побывав в гостях у реб Нисана, я ознакомился с его записями рассказов о реальных событиях, которые он слышал от своего отца хасида реб Биньемина, как и он, меламеда, от других старых хасидов и его зятя хасида реб Пейсаха, также меламеда. Одну запись, первую в тетради, я привожу здесь:

В третий день недели, главы «Ки Теце», девятого числа месяца Элула 5616 году от сотворения мира в городе Любавич.

Я, Нисан, сын моего отца и учителя, хасида реб Биньемина-меламеда, мне пятнадцать лет, был в винограднике вокруг дома почтенной святости Адмура (Ребе Цемаха-Цедека) и видел, как он сидел под одним из фруктовых деревьев и его младший сын (Ребе Шмуэль) стоял рядом с ним. Я спрятался за одним из ближайших деревьев и услышал, как Адмур рассказывает: «Еще десятилетним ребенком я слышал от благословенной памяти Алтер Ребе, что он записывал все, что слышал в Межериче, не только учение, святые беседы и рассказы своего учителя Межеричского Магида, но и то, как он вел себя, а также то, что слышал от старых учеников. Так вел себя и почтенной памяти Адмур (Миттлер Ребе). С тех пор я вел себя так же». И тяжело вздохнул о том, что сгорели записи во время большого пожара Элула прошлого года.

– Ты видишь сколько написано в этой тетради, которая была еще толще, чем полный «Тойро Ойр» – сказал мне реб Нисан, – у меня несколько таких тетрадей и еще много отдельных листов. А теперь послушай, что я посоветую тебе, и Всевышний тебе поможет. Реб Мойше-Биньемин учил тебя писать хорошо, и с этого дня начни записывать в книгу все, что увидишь от почтенной святости твоего отца, как он себя ведет, его рассказы о рабеим или хасидах и то, что он думает об этих рассказах.

Приветствие родителям

Прежде чем начать эту тетрадь, я считаю нужным отдать должное тем, кто научил меня писать, кто были моими учителями.

Мне было девять лет, когда мои родители уехали за границу. Бабушка ребецн Ривка попросила Эрцеля-писателя написать текст «Пришас Шалом» – приветствие родителям, чтобы я переписал его своей рукой, наклонными буквами, вытянутыми и согнутыми. В течение года мой почерк улучшился, я стал писать гусиным пером красивыми буквами, как старый привычный к красивому письму человек, и каждый кто видел мое письмо, не верил, что писал ребенок.

Запись о поведении моего отца

Я читаю из того, что записано мной в свое время в специальной тетради. В некоторых местах встречаются ошибки, в некоторых местах стерто несколько слов, а иногда и строк, что-то исправлено или вписано между строк. Тем не менее я получаю большое удовольствие от того, что записано. Здесь несколько записей о поведении отца (Ребе Рашаба) – с дней чтения Слихойс в канун Рош а-Шона, в его поездке к Оэлю на могилу благословенной памяти Ребе Цемаха-Цедека и Ребе Шмуэля, во время молитвы Минха накануне Рош а-Шона и вечерней молитвы в Рош а-Шона, в дни Рош а-Шона, Десяти дней тшувы, Субботы тшувы, в канун Йом Кипура, а Йом Кипур и в отдельные часы Йом Кипура, его рассказ и беседы во время трапез.

Видится мне надежда в праздничных днях, наступающих к хорошей жизни, к миру, радости и веселью.

Гости в Любавиче

Суббота главы «Брейшис» 5652 года

На субботней трапезе в доме бабушки ребецн Ривки присутствуют отец, хасиды реб Аба из Чашника и реб Ханох-Гендель, их всегда приглашают га трапезу в честь святой Субботы. Я с большим интересом всякий раз слушаю их рассказы.

Мне стало известно, что на Субботу «Ноах» к нам приедут уважаемые гости хасиды реб Меир-Мордехай из Борисова и реб Шмуэль Горовиц из Мезинкаса, знатоки устной традиции.

3 Хешвана 5652 года

В этот день приехал реб Меир-Мордехай. Он пришел в хедер, чтобы повидаться с моим учителем. Реб Нисан ему очень обрадовался, они сидели около двух часов, я с интересом слушал их беседу.

5–6 Хешвана 5652 года

На рассвете приехал реб Шмуэль, я увидел его и был ему очень рад. После молитвы я подошел поздороваться с ним, но, к сожалению, не мог задержаться даже ненадолго, так как должен был повторять наизусть Мишну перед реб Моше-Биньемином. Настроение у меня было очень хорошее, мое сердце подсказывало мне, что в субботу услышу много рассказов.

22 Кислева 5652 года

Я приходил проведать реб Нисана, который простудился и по указанию врача соблюдал постельный режим. Я оставался у него около часа и, прежде чем уйти, пожелал учителю, чтобы Всевышний помог ему скорее поправиться.

Учитель давно советовал мне записывать воспоминания детства, но у меня все не было свободного времени для этого. Теперь я решил после изучения наизусть Мишны, повторения Геморы и других повседневных занятий найти час-другой для таких записей.

Свадьба тети Хаи-Мушки

В пятницу 12 Элула 5652 года состоялась хупа тети Хаи-Мушки с реб Моше а-коэном Оренштейном. Мне было тогда 12 лет. На исходе Субботы после Авдолы молодожены и множество хасидов приехали к отцу выпить чаю. Было очень весело, чаепитие превратилось в трапезу проводов Субботы. В конце вечера, когда веселье было в разгаре, отец начал произносить толкование «Коль а-неене». Среди прибывших на свадьбу хасидов были великие знатоки Торы, хасиды, глубоко проникшие в суть служения, а также такие, чьи знания и дела были слиты воедино.

***

Накануне Йом Кипура 5653 года отец занимался со мной и объяснил мне слова «необходимо рассмотрение» в майморе, произнесенном им на Рош а-Шона, в котором наблюдалось противоречие с тем, что говорилось в «Ликутей Тойро». Он сказал, что слышал это объяснение от дедушки, Ребе Цемаха-Цедека.

Важнее служение Торе, чем ее изучение

Время от времени я по различным причинам чувствую и проживаю заново то, что мне довелось увидеть много лет назад, живу этим, как если бы оно происходило несколько дней назад. Я отчетливо помню, передо мной стоят как живые события из раннего детства. Это благодаря воспитанию, полученному мной от отца – Ребе Рашаба, любви и теплоте, которыми он меня окружил, особому вниманию к каждой детали в моем воспитании, если та могла способствовать развитию добрых свойств моей души. Одна из хороших привычек, выработанных мной под влиянием отца, было в часы, свободные от учебы, находиться среди старейших хасидов реб Ханох-Генделя и др. Реб Ханох-Гендель был истинным наставником, реб Аба больше любил одиночество. Я с жаждой слушал хасидские рассказы и рассуждения о путях хасидизма, а потом записывал все, что слышал.

Известное правило «Важнее служение ей, Торе, чем ее изучение» – это основа служения на дороге жизни человека, хасида Хабада.

Глубокое воспитание у хасидов вообще и, в частности, в «доме Ребе» в поколениях начинается с раннего детства.

В воспитании нет мелочей

В воспитании Торой, в воспитании в духе хасидизма Хабада нет мелочей типа «заодно» и «как получится». Каждая вещь, пусть самая маленькая, которую люди обычно называют мелочью, в хасидском воспитании может оказаться не только важной, но и основной.

В воспитании, установленном Алтер Ребе, было, например, принято обучать науке письма, и за его стилем и красотой очень следили.

Порядок обучения, который установил для меня отец, был строг в детальном контроле всех сторон моего поведения и дел. Он сурово ругал меня за маленькие проступки, рисовал мне грядущие последствия из-за низких свойств и постыдного поведения, если я не приложу усилий, чтобы овладеть своим разумом и сердцем, очистить их от душевной грязи, лжи и обмана, а главное, стоять прочно, всеми силами, без страха «только так, а не иначе», стоять, не расслабляясь ни на мгновение, – есть у нас в наследии от святых предков миссия, послание свыше, которое мы обязаны осуществлять с великим самопожертвованием.

Хасидский Денбург

Вечером 10 Нисана 5653 года в доме у реб Ханоха-Генделя я слушал рассказы реб Шмуэля-Боруха из Варшавы, реб Абы из Чашника и реб Шмуэля Горвица.

Реб Шмуэль рассказывал о хасидах своего родного города Гривы, прилегающего к городу Денбургу, который еще с основания хасидизма Баал-Шем-Товом, да покоится душа его в раю, считается одной из «столиц» хасидской общины.

– В десятилетнем возрасте, в 5603–5604 годах, – рассказывает реб Шмуэль Горвиц, – я слышал от хасида меламеда реб Пинхаса, что он еще помнит, как старые хасиды праздновали в Денбурге пятидесятилетний юбилей того великого времени, когда они еще удостоились побывать у учителя нашего Баал-Шем-Това. По моим подсчетам, когда я слышал об этом, прошло уже почти 60 лет после первого юбилея.

Реб Пинхас был человеком высокого роста, худым, с красивым лицом и великолепной бородой. В свои 70 лет он обладал большой силой и показывал ее тем ученикам, которые не отличались прилежанием во время учебы или не приготовили уроков. Учитель был не злым, жестоким, но строгим, ругал нас, учеников, за малейшую провинность и сурово наказывал. Он не бил нас по щекам и не таскал за волосы, он ставил провинившегося в угол лицом к стене, за больший проступок – лицом к стене и с завязанными глазами, а в еще более тяжелом случае – в дополнение к завязанным глазам с заткнутыми чем-либо ушами.

Каждый день после занятий реб Пинхас обычно рассказывал нам историю о главах хасидских общин или о великих хасидах из тех, о которых написано в книгах, передают легенды из уст в уста. Этот час хасидских рассказов был нам очень дорог, и мы всегда ссорились между собой из-за места, где стоять или сидеть, каждый хотел быть ближе к нашему меламеду. Перед рассказом он сосредоточенно молчал и начинал с общего описания героя рассказа, места и времени происходящего.

Степенность и порядок, которых придерживался реб Пинхас и в учебе, и в рассказе с удивительной пунктуальностью, передались и большинству его учеников. Я благодарен за это учителю, за то, что он пробудил во мне чувство преданности к тому, кто выше меня, любовь к хасидским рассказам.

В Денбурге и Гриве было у кого послушать хасидские рассказы, поучиться жизни по Торе и в служении сердцем молитве, поведению, основанному на добрых делах. Здесь проживали престарелые хасиды, последователи Алтер Ребе и Миттлер Ребе, среди них шестеро глубоких стариков хасидов реб Шломо Башес, слепой реб Авроом-Залман, реб Менахем-Шмуэль Тлускер, реб Залман-Мойше Люценер, реб Аба-Довид из Полоцка и реб Хаим-Исроэл-Бер «Бобе Сатес». Самыми старыми были реб Шломо Башес и реб Авроом-Залман, им все оказывали особое уважение, сажали во главе каждого собрания.

– В моей любви к хасидским рассказам, – говорит реб Шмуэль, – я постоянно «пылился в пыли ног» хасидов, старался находиться в обществе старейших из них, и не проходил ни один праздник, чтобы я не присутствовал на нем, на собраниях хасидов.

Хасидская община Денбурга и Гривы привлекала к себе детей хасидов, преуспели в этом старейшие члены общины реб Менахем-Шмуэль Тлускер и реб Аба-Довид из Полоцка, которые очень любили молодежь.

Сапожник реб Гедалья-Борух и его жена Баше

В Денбурге жила бедная семья, муж, жена и трое детей – один сын и две дочери. Глава семьи Гедалья-Борух занимался шитьем обуви, а его жена Баше зарабатывала заговором от «Дурного глаза» и приготовлением средств для успокоения маленьких детей во время сна. Реб Гедалья-Борух молился в синагоге «Хевра Кадиша» и в первые же недели после своего появления в синагоге близко сошелся с другими прихожанами. Поскольку были они людьми совсем простыми, он начал учить с ними главу Торы с комментариями Раши на уровне их понимания и по прошествии какого-то времени удостоился всеобщего уважения.

И жена его Баше приобрела доброе имя своими делами, число ее посетителей увеличивалось с каждым днем. Заработанные ею деньги она отдавала роженицам, бедным невестам и для поддержки детей-сирот.

Реб Гедалью часто видели вместе со скитающимися бедняками. Это были бедняки особого рода, знатоки Торы, которые не желали воспользоваться расположением общества «Прием гостей», предназначенного для ученых, предпочитая останавливаться в синагогах. В большинстве своем они смешивались на уроках Торы с местными людьми и произносили перед молящимися в синагогах речи, пробуждающие и укрепляющие в них Б-гобоязненность.

За три года, которые реб Гедалья-Борух провел в Денбурге, значительно увеличилось количество проходящих через город ученых, произносящих в синагогах речи, сильно отличающиеся от речей остальных проповедников, которые ругали своих слушателей, описывая им наказания в семи кругах ада.

Однажды в одной синагоге во время проповеди реб Тевеле-зеленщика, известного своей способностью добиваться раскаяния грешников, ругая и проклиная их, в другой синагоге произносил проповедь один из скитающихся ученых, который говорил о достоинствах Израиля, его скромности, о том, как велика награда в будущем мире, как сказано: «Народ Твой – все праведники». Эта речь произвела огромное впечатление на слушающих, о ней много говорили в городе. Люди поняли, насколько выше заслуга скитальца, отмечающего лучшие стороны Израиля, по сравнению с тем, чего добивается реб Тевеле-зеленщик, ищущий грехи Израиля и устрашающий время от времени геенной.

Это было в 5498 году в праздник Швуэс. Народу в синагоге «Хевра Кадиша» было очень много. После чтения Торы на биму поднялся реб Гедалья-Борух и сказал:

– Этот день из года в год подобен дню, когда евреи стояли перед горой Синай, чтобы получить святую Тору.

Он описал величие и святость Синайского Откровения, когда весь народ пребывал в страхе, трепете перед тем, что он должен был приинять святую Тору, и огромном веселье от великой милости, которую сотворил Всевышний нашему народу, избрав его и удостоив Своей Торой и Своими заповедями.

В конце речи реб Гедалья-Борух говорил о том, что по милости Всевышнего открылся один из скрытых праведников, любящих Израиль, прославляющий его и указывающий ему путь в службе Б-гу, в выполнении заповедей в радости, на основе добрых дел, – он говорил о чудесах, которые творил наш учитель Баал-Шем-Тов, да будет благословенна память его.

Эту речь он повторил еще в двух синагогах – «Поалей цедек» и «Шомрим лабойкер», которые он посещал время от времени.

Речи и рассказы сапожника реб Гедальи-Боруха распространились по всему городу, и к вечеру в первый день праздника Швуэс перед молитвой во всех синагогах собирались группы и пересказывали услышанное от реб Гедальи-Боруха о чудесах Баал-Шем-Това.

На второй день праздника Швуэс в тех же синагогах при большом стечении прихожан реб Гедалья-Борух произнес речь о заповеди любви к ближнему и завершил свою речь рассказами о добрых делах Израиля, о чистых сердцем в простой вере праведниках, что подняло дух простых людей, мужчин и женщин, возбудило в них желание быть так же достойными в глазах Всевышнего.

В течение недели распространилось содержание речи реб Гедальи-Боруха в городе и габай Большой синагоги пригласил его произнести речь в субботу после вечерней молитвы.

Реб Гедалья-Борух говорил о смысле Мишны «Моше получил Тору на Синае...», что главное – это передача традиции из поколения в поколение, от человека человеку, вера в праведников и мудрецов Израиля. И эта речь произвела сильное впечатление на изучающих Тору.

При изучении «Пиркей Овойс» в Большой синагоге стало ясно, что реб Гедалья-Борух является знатоком многих трактатов, изучает тему глубоко и с большим вкусом.

В течение двух лет реб Гедалья-Борух был погружен в учебу с группой молодоженов, изучающих Тору, обладающих способностями к учебе по методу нашего учителя Баал-Шем-Това, да пребудет его душа в раю, и пятого тамуза 5501 года отправился реб Гедалья-Борух со своими товарищами в Меджибуж к нашему учителю Бешту и оставались там до праздника Суккос 5502 года. Они вернулись в свой город веселые и счастливые, наполненные знаниями Торы и путей служения ей, напутствованные поведением на основе добрых дел и в любви к Израилю.

Таким образом, учение Баал-Шем-Това распространилось в общине города Денбурга, почти в каждой синагоге города было установлено постоянное время для рассказов о чудесах Бешта, что произвело великое впечатление на людей в городе, особенно на тех, у кого горько на сердце и жизнь тяжела.

Как-то после вечерней молитвы в месяце Тевес реб Моше-Хаим, отец реб Шломо Башеса сидел в одном из углов синагоги «Шомрим Лабойкер» и слушал беседу нескольких людей о Баал-Шем-Тове, о том, что бездетные муж и жена, уже в годах, пришли к нему за благословением на рождение ребенка. Баал-Шем-Тов велел им дать пожертвование на «выкуп пленных» и благословил их на сына, и Всевышний исполнил это благословение. У супругов родился талантливый сын, и Бешт добавил еще им благословение на его долголетие, чтобы они удостоились «ввести сына к Торе и к хупе».

Рассказ пробудил множество мыслей в душе реб Моше-Хаима. Несколько дней спустя он рассказал об этом своей жене Мирьям и добавил, что ему пришло в голову поехать к этому человеку, может, смилостивится Всевышний и прольет Свое милосердие на них через благословение цадика.

Жена реб Моше-Хаима участвовала в работе жены реб Гедальи-Боруха Баше по обеспечению лекарствами и пропитанием рожениц, оказанию помощи бедным невестам, воспитанию сирот. Мирьям слышала от Баше много рассказов о Баал-Шем-Тове, о том, что она сама через несколько лет после женитьбы ездила к нему за благословением на здоровое потомство, и Всевышний исполнил его благословение – у них родились сын и две дочери.

С тех пор как Мирьям услышала от Баше, что произошло с ней и с другими женщинами, она думала о возможности отправиться к цадику и просить его благословения, но не решалась говорить об этом с мужем, чтобы не огорчать его. Сейчас, когда он сам предлагает это, она обрадовалась.

Прошло месяца два, и реб Моше-Хаим собрался в дорогу, в Меджибуж. Его, правда, беспокоило, что он никогда не выезжал за пределы города, в котором родился и вот уже тридцать лет после женитьбы ни разу даже не навестил родителей жены и родственников, находящихся на расстоянии тридцать миль от дома.

Несколько раз жена заводила разговор о такой поездке, и каждый раз он отвечал ей, что ему очень хочется ехать, но он боится выехать, так как все дороги опасны и, тем более, такая длинная дорога.

Однажды перед праздником Пейсах Мирьям вместе с Баше навещали одну из рожениц, у которой к имеющимся у нее сыновьям и дочерям добавилась двойня. Женщины были поражены нищетой семьи.

– Праведен Всевышний на всех путях, и все дела Его – милость. Эта бедная женщина родила двенадцать детей, а меня Б-г презрел, не вспомнил обо мне, – сказала Мирьям и заплакала.

Баше утешала Мирьям, посоветовала ей усилиться в вере во Всевышнего и отправиться к цадику в Меджибуж.

В будни праздника Пейсах реб Моше-Хаим узнал, что группа людей во главе с реб Гедальей-Борухом готовится поехать на Швуэс к Баал-Шем-Тову. Он сообщил эту новость жене, и они решили присоединиться к группе. В начале месяца Ияр поездка состоялась.

Реб Моше-Хаим и его жена Мирьям излили перед цадиком горечь своих сердец, он ничего не ответил. Через некоторое время они вошли к нему снова, затем еще раз, а учитель все молчал. В последний раз Мирьям расчувствовалась, зарыдала и упала в обморок.

Реб Гедалья-Борух, зная пути Бал-Шем-Това, а также его поведение по отношению к приходящим к нему людям и великую любовь к Израилю, очень переживал из-за горькой участи реб Моше-Хаима и его жены. Было решено собрать миньян, десять человек, которые постились бы три дня и молились за реб Моше-Хаима и его жену, а после этого снова обратиться к учителю – что скажет.

В Меджибуже реб Моше-Хаим и Мирьям стали свидетелями нескольких чудес, совершенных Баал-Шем-Товом в лечении больных воспалением легких, сошедших с ума и др.

Реб Гедалья-Борух и его друзья из любви к другому еврею постились три дня днем и ночью, молились, не прерываясь ни на одно мгновение, и все это время не говорили о будничных делах, изливая свои сердца в просьбах о великом милосердии для реб Моше-Хаима и его жены Мирьям, при этом никто, кроме них, об этом не знал.

На третий день вечером, пока они еще молились Минху, пришел человек от Бешта, приглашавшего их на трапезу заповеди. По какому поводу трапеза, человек не знал. На трапезе присутствовали сам учитель с группой его учеников и все гости, посетившие Меджибуж в этот день.

Баал-Шем-Тов, который находился в хорошем расположении духа, начал раскрывать новый смысл заповеди «...возлюби ближнего своего, как самого себя» и стиха «Как хорошо и как прекрасно сидеть братьям вместе». Кроме того, он рассказал несколько историй, связанных с примерами осуществления любви к Израилю, и о том, насколько это угодно наверху. В длительной беседе Бешт объяснял важность действия любви к ближним, когда друзья пробуждают высшее милосердие к своим товарищам в трудный час и отменяют судебное решение против них и превращают проклятие в благословение, смерть – в долгую жизнь.

Реб Гедалья-Борух и его друзья поняли, что причиной трапезы явилось то, что они совершили для реб Моше-Хаима, и что их решение было правильным, как и совет реб Моше-Хаиму и его жене усилить свои просьбы о распространении на них милосердия. Придя к Бешту, супруги получили благословение на рождение сына и долголетие.

Радостные вернулись реб Моше-Хаим и его жена Мирьям домой с полной верой, что в этом году у них родится здоровый сын.

Всевышний исполнил благословение цадика, и во второй день месяца Ияр 5605 года, по прошествии тридцати трех лет после свадьбы, родила Мирьям сына своему мужу реб Моше-Хаиму, и назвали они его Шломой.

На трапезе в честь обрезания реб Гедалья-Борух обратил внимание присутствующих на то, что в этот самый день, второго Ияра, отправились реб Моше-Хаим и его жена к Баал-Шем-Тову и в этот же самый день, год спустя, получили в награду за веру в праведников сына.

В то же самое время родила дочь жена реб Гедальи-Боруха Баше, и назвали ее Йохевед.

Мальчик Шломо получил прекрасное воспитание, к своей бар-мицве он уже умел хорошо учиться, и на праздник Швуэс 5618 года взял его отец с собой в Меджибуж. И благословил его учитель Бешт на хорошую память и долголетие. К семнадцати годам женил его отец на Йохевед, дочери реб Гедальи-Боруха, и стали называть его Шломо Башес в честь матери его жены, известной добрым именем за свои прекрасные дела, пожертвования и милосердие.

Реб Моше-Хаим и его жена прожили долго, и было у них хорошее благосостояние. Их сын Шломо и его домашние жили в их доме в почете и покое. Со смертью родителей Йохевед она занялась делами, а муж ее, реб Шломо, «сидел в шатрах» – занимался Торой и службой. В возрасте пятидесяти лет он собрал вокруг себя учеников и стал преподавать им Талмуд с комментариями.

Состарившись, реб Гедалья-Борух оставил сапожничество и зажил в спокойствии и довольстве со своей средней дочерью, которая с семьей жила у него в доме. Он с удовлетворением наблюдал распространение Торы и учения Баал-Шем-Това по всей стране, несмотря на все преследования хасидов.

В последние дни перед смертью реб Гедалья-Борух не почувствовал слабости, но начал готовиться к кончине. Дело в том, что в одну из ночей ему приснился учитель, который сказал ему:

– Гедалья-Борух, настало время тебе идти в наш мир.

В течение двух недель приходили к Гедалье-Боруху десять человек, его сверстников, чтобы молиться в миньяне три раза в день. После молитвы учили главу Мишны, три главы каждый день, а после Мишны в каждую молитву, Шахарис, Минху и Маарив, учили по главе Тании, три главы ежедневно. По окончании учебы они сидели за дружеской трапезой, вспоминая былое, когда они ездили к Баал-Шем-Тову, к Межеричскому Магиду, к рабби Менахему-Мендлу из Городка и к Алтер Ребе. В конце трапезы они просили своего товарища реб Гедалью-Боруха, готовящегося отправиться по пути всей земли, там, в мире истины, когда он, освободившись от всех наказаний, «встряски в могиле», «выброса из пращи», страданий ада, окунувшись в воды реки «Динур», удостоится попасть в святые дворцы рабби Менахема-Мендла из Городка,   из Межеричского Магида, нашего учителя Бешта, заслуга их защитит нас, чтобы вспомнил о каждом из них подробно, как каждый из них передал ему с глазу на глаз.

Во вторник 10 Тевеса реб Гедалья-Борух и его друзья постились, а после вечерней молитвы сидели за дружеской трапезой в большом веселье.

Реб Гедалья-Борух, почувствовав приближение своей кончины, попросил всех запеть те напевы, которые они удостоились слышать у Бешта во время произнесения Торы и трапезы-мицвы, так они сидели до утра, когда наступило время молитвы.

При подготовке к молитве реб Гедалья-Борух предположил, что это будет его последняя в его жизни утренняя молитва, и просил провести ее в соответственном моменту сосредоточении. Затем они учились, а вечером молились Минху и Маарив. Еще друзья просили реб Гедалью-Боруха упомянуть о них рабби Менахему-Мендлу из Городка, Межеричскому Магиду и учителю Бешту. Реб Гедалья-Борух сказал им, что будет лучше, если они изложат просьбы письменно и положат их ему на могилу.

До четвертого часа ночи реб Гедалья-Борух вспоминал свою молодость, говорил о том, как он приблизился к учителю и в шестом часу на рассвете, в четверг 12 Тевеса 5564 года, скончался. И был он похоронен, и весь город провожал его на кладбище.

Община хасидов Денбурга и Гривы со старейшинами во главе установили уроки по изучению Мишны и Тании во всех синагогах города в честь поднятия души их наставника и товарища реб Гедальи-Боруха, которого прославляли все жители города. Все дни жизни реб Шломо Башес соблюдал 12-й день месяца Тейвес молитвой и трапезой с друзьями.

Реб Шлома Башес был одним из столпов хасидской общины Денбурга и Гривы. Никогда не чувствовал он боли ни в одном из органов тела до ста двенадцати лет и в понедельник 18 Ияра, в Лаг Баомер 5618 года скончался с хорошим именем. Через месяц скончалась и его жена Йохевед, и оставили они в Денбурге, а также в Полоцке, Чашнике, Бешенковиче и Витебске многочисленных потомков.

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru